Наступившая тишина пропитала стены. Вера стала такого же оттенка, как и ее комбинезон. Табби и Регина переглянулись, перешептываясь о всякой ерунде.

Табби почесала висок. Регина откинула голову назад. Обе не выглядели особо осведомленными. Паника на их лицах говорила сама за себя.

Они понятия не имели, что сделала Вера.

— О чем ты говоришь? — Вера бросилась к раковине, едва успев наполнить стакан трясущимися руками. — Кого убила?

— У тебя так плохо получается. Всегда так было. — Я двинулась к лестнице со своей коробкой. — Вот почему папа отослал меня. Чтобы избавить меня от твоего так называемого воспитания.

Они втроем погнались за мной по ступенькам.

— Твоего отца убил камердинер. — Вера топала каблуками по твердому дереву, несомненно, оставляя вмятины. — Я не имею к этому никакого отношения.

— Кроме того, что заплатила камердинеру 200 тысяч за его проблемы, ты имеешь в виду. — Я повернулась, посылая ей милую улыбку в коридоре. — Да, в суде это не прокатит.

— У тебя нет возможности доказать эту чушь.

Я молнией пронеслась по коридору к своей комнате и распахнула дверь, на мгновение ошеломленная тем, что увидела.

— Где все? — Ненавижу, когда мой голос ломается.

Вера, Регина и Табби заполнили дверной проем, как вышибалы.

Не оставляя мне ни дюйма для побега.

На губах Табби заиграла довольная ухмылка.

— О, мы подумали, что это все мусор, и выбросили его.

— Прости, Фэр. — Регина осмотрела свои ногти в форме гроба. — Есть разница между винтажом и мусором.

— Твои вещи воняли. — Табби подергала большим пальцем за спиной. — Как из другого конца коридора. Отбеливателем. — Она вздрогнула. — У меня от него рвотные позывы.

Убийство первой степени — это пожизненное заключение, напомнила я себе, отстраняясь от них на случай, если я сделаю какую-нибудь глупость. Опустим срок до десяти лет, и я смогу взвесить все за и против.

Эти стервятники ничего не оставили.

Даже ворсинок не оставили.

Все мои воспоминания исчезли. Витрина с медалями за фехтование. Эпе, с которыми я соревновалась в детстве. Коробка с билетами на Бродвей, которые я сохранила после поездок в Нью-Йорк с отцом.

Исчезло, исчезло, исчезло.

Во всех вариантах мести, которые я придумывала, я всегда намеревалась взять только то, что папа хотел, чтобы у меня было. Я бы никогда не сделала ничего подобного с ними.

По моим щекам разлился жар, такой горячий, что я боялась, что моя голова сгорит на месте.

— У тебя нет доказательств. — Вера шагнула за дверную раму, тесня меня. — Этой лжи, которую ты изрыгаешь под моей собственной крышей.

Я встретила ее посередине, стоя на своем.

— Под моей крышей.

Действительно, перчатки сняты.

Без угрозы шантажа, нависшей над моей головой, мне больше не нужно было уклоняться, когда она издевалась надо мной. На моей стороне была правда. И позвоночник, крепкий, как башня Лотте.

Даже на каблуках я не сводила с нее глаз.

— Я владею пятьюдесятью процентами этого дома.

Отец перевел свою долю на меня, как только мне исполнилось восемнадцать. Это был его способ заставить меня почувствовать себя желанной гостьей.

Это место принадлежит тебе так же, как и им, малышка.

Вера сократила расстояние между нами, толкнув меня грудью. Она открыла рот, но тут входная дверь ударилась о стену, прервав ее.

— Вера? Ты здесь? Drágám? (пер. Малыш)

Андраш.

Его голос словно цианид пронесся по моей крови.

Затем я поняла, что он сказал.

Drágám?

Малыш.

Это слово рисовало более ужасную реальность.

Я отпрянула назад, губы разошлись.

— Как давно у тебя роман с Андрашем?

Это была последняя деталь, которая расставила все по местам.

Как еще могли быть связаны Вера, Андраш и его сын? Он познакомился с ней не через сына.

Его сын познакомился с ней через него.