Когда случились мы - И. Солис

Губы Генри касаются моей кожи. Моё сердце бешено бьется. Его лицо, прижатое к моему, возбуждает каждое моё нервное окончание. Это невыносимо — как сильно я хочу прижать его к себе, поцеловать в щеку, в эти губы, уткнуться носом в его бороду. Образы того, как он смеется и целует моё тело, проносятся в моём сознании.

— Я больше не хочу этого. Я никогда не испытывал такой боли, — шепчет он достаточно громко, чтобы я услышала. — Это агония.

Моё сердце разбивается вдребезги.

— Любить тебя слишком больно.

Боль в его голосе. Я не могу пройти через это. Потому что я сама это написала.

Остальное происходит как в тумане. Винтер благодарит меня за помощь. Генри уходит. Хейзел о чем-то шутит.

Я не хотела причинить ему боль. Я не думала, что смогу. Только не так. В оцепенении я начинаю идти и оказываюсь там, где мне меньше всего следовало быть, — стучу в дверь его трейлера.

— Войди.

Он сидит на диване, его руки перекинуты через спинку дивана, ноги широко расставлены, голова откинута назад. Он выглядит измученным.

Это то, чего люди никогда не видят. Чего это стоит, насколько опустошенными чувствуют себя актеры. Я знаю, что он на съемочной площадке уже больше двенадцати часов.

— Ты даже не посмотрел, кто это.

— Я узнал твой стук.

— Ох, — если бы это было в любое другое время, уголок моего рта тронула бы улыбка. Учитывая сложившуюся ситуацию, я просто прерывисто выдыхаю.

Его глаза остаются закрытыми.

— Чего ты хочешь, Луна?

Так много всего…

Часть меня хочет забраться к нему на колени, уткнуться лицом в его шею, чтобы он крепко обнял меня, как он делал это много раз до этого. Другая часть возбуждена его близостью, нашим уединением, зрелищем, открывшимся передо мной. Я хочу поцеловать его, затем заползти между его ног, взять его в рот. Хочу, чтобы он тяжело дышал и ругался, чтобы я могла снова ощутить вкус его удовольствия…

Я испуганно моргаю. Возможно, это часть моей проблемы. Я постоянно ищу от него либо утешения, либо секса. Но это не всё, чего я хочу.

Если быть до конца честной с собой, я хочу всего. Всего от него. Но Генри заслуживает целый мир. Гребаную галактику! А не моё крошечное разбитое сердце и помутившийся разум.

— Я надеялась, что мы сможем поговорить.

Он обвинил меня в том, что я не общаюсь, не делюсь своими чувствами. Я обязана ему это, не так ли?

Генри приоткрывает один глаз.

— Теперь ты хочешь поговорить?

— Если у тебя есть время.

Когда это он не находил для меня времени? Он всегда ставил меня на первое место, с самого начала, и, возможно, это стало его падением.

Терпение на исходе, разочарование растет, если судить по выражению его лица, Генри снова закрывает глаз.

— Тебя здесь быть не должно, — вздыхает он.

Из меня вышибло воздух. Он никогда…

С болью в сердце я добираюсь до двери. В последнюю секунду вместо этого запираю её. Потому что он тоже заслуживает утешения. И любви. И защиты. И если он всё ещё этого хочет, если он позволит, я хочу быть той, кто подарит ему это.

Делая глубокий вдох, чтобы собраться с духом, я подхожу к дивану. Или собираюсь это сделать, как только мои ноги снова начнут функционировать.

После множества глубоких вдохов и шагов, я решаюсь протянуть руку и коснуться его руки. Он вздрагивает от внезапного прикосновения. Моё сердце падает, и та малая толика уверенности, за которую я держалась, улетучивается. Он никогда так не делал раньше. Он всегда был рад моим прикосновениям.

— Мне жаль. Я не должна была этого делать, — мой голос звучит глухо между нами. — Генри, я…Я не очень хорошо разбираюсь в словах, — начинаю я.

— Говорит писатель.

— Писать слова — да. Произносить слова вслух — нет.

После очередного долгого молчания Генри встает.

— Луна, ты не должна быть здесь, — повторяет он покорным тоном. — Нет, если это ничего не значит.