— Что случилось, шери? Где ты была так поздно? — Муж с пристрастием рассматривал взлохмаченную супругу и, догадавшись в чем дело, пораженно присвистнул: — Ты пьяная, что ли?

Ее заплаканные опухшие глаза заметались в испуге:

— Даниэль… — А губы, с остатками губной помады, выражавшие полное душевное отчаяние, едва выдавили из себя: — Даниэль! Оставь меня, пожалуйста! Мне надо побыть одной…

В верхней одежде и в мокрых сапогах, что в нормальном состоянии с ее пристрастием к чистоте и порядку — было абсолютно недопустимо, она прошла в гостиную.

— Шери! С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось? — удивленно переспросил муж с сочувствием в голосе.

— Да. Умер мой друг! — опустившись в кресло, пьяно протянула она и со слезами на глазах начала снимать обувь. Муж присел на колено и начал помогать ей стаскивать сапоги.

— Даниэль… — прошептала Аллочка усталым беззвучным голосом: — Даниэль, оставь меня, пожалуйста! Мне надо побыть одно-о-ой.

— Я понимаю, шери! — Муж нежно поцеловал ее в голову и деликатно удалился в спальню, ни о чем больше не расспрашивая.

Она сидела, откинувшись в кресле. Действие алкоголя начинало покидать ее, и мысли снова вернулись в отель…

«Ты будешь делать, что я прикажу!.. Фотографии будут отправлены мужу!»

— Мразь! Какая мразь! — Алла медленно встала и направилась к себе в спальню. На полпути остановилась: — Нет, так я не засну…

Она достала бутылку коньяка и налила в стакан. Шатаясь, прошла на кухню, включила телевизор и поставила кассету: «Жэ тэм… муа нон плю…» Выпила еще:

— Жэ тэ-э-эм… — подпела она пьяным голосом, и тут ее как будто прорвало: — Негодяй! Грязный кагэбэшник! — уже почти в голос кричала Аллочка.

— …А я тебя нет… — слышалось в ответ.

Не выдержав напряжения всего ужасного дня, она опять расплакалась. Но плакала уже по другому, без отчаяния, по-пьяному, горько и самозабвенно. Выпила еще. И наконец провалилась в благодатное алкогольное беспамятство. Сквозь сон мелодия успокаивала и обволакивала сознание: «Жэ-э-э тэ-э-эм…»

Даниэль, не выдержав шума, доносившегося с кухни, заглянул в дверь:

— Шери, не плачь. Все будет хорошо!

Алла открыла мутные глаза, увидела его и прошептала:

— Даниэль… — и протянула руки к мужу, пролепетав по-русски: — Милый, прости меня, пожалуйста!

Даниэль ласково взял жену в объятия:

— Моя маленькая, моя дорогая, все будет хорошо! — и повел ее в спальню. Но, краем глаза заметив лежащую на кухонном столе порванную цепочку и разбросанные фарфоровые балетные туфельки, успел с подозрением подумать: «Что-то здесь не так…»

52

Конец января 1989 года. Париж

— Алло. Петрович? Ты у себя? Надо кое-что обсудить. Срочно ко мне!

Борис Александрович посмотрел на часы — два. Чтобы не терять времени, начал разбирать бумаги, секретные документы, шифровки — дел было невпроворот. Из банка данных контрразведки была получена информация о том, что американцы ведут наблюдение за действиями французской разведки. Они удостоверились, что французы имеют свои интересы в отношении развала СССР. В верхах ведущих государств даже не сомневались в скором крахе сверхдержавы, и они заранее делили большой «пирог» на приличные куски в виде социалистических республик. Уже составлялись сметы денежных вливаний в будущие освободительные революции. Прибалтика, Украина, Кавказ были очень лакомыми кусками для них. Зверев покрутил головой: «А не подавитесь, господа?»

В дверь осторожно постучали. Борис Александрович отложил бумаги в сторону. Быстро, однако, долетел старый сокол!

— Ну проходи, дорогой!.. Присаживайся. Что новенького?

Борис протянул пачку сигарет и пододвинул пепельницу, зная тягу Петренко к табаку:

— Курить будешь?

Затянувшись сигаретой, Петрович начал энергично рассказывать о своих делах. Зверев внимательно слушал и лишь иногда делал какие-то пометки в своем блокноте.