Тщеславие - Виктория Лебедева (2002)

А потом была кока-кола, пузырьки выстреливали в нос, и немного саднило в горле: ото льда, от пузырей и от смеха — и я думала, что вот сейчас мы обязательно поговорим, мы просто обязаны поговорить, нужно только перестать нести ерунду и перестать смеяться; и хрупкая бабушка, обходя дозором парковые контейнеры в поисках порожних бутылок, отчего-то оглянулась на нас и проскрипела: «Хорошей вам любви, хорошей вам любви!» — а потом развернулась и пошла себе, не протянула руки за благодарностью…

Мы уже подходили к метро, и я напряженно молчала, а сердце громко, испуганно бухало и, кажется, готово было опуститься в самые пятки, а Слава тоже молчал, все еще ошарашенный бабушкой, и тоже совершенно не знал, что сказать, как вдруг… Вот опять которое уже «как вдруг» в моей не особенно длинной жизни… И, сделав полный оборот, все повторяется с таким завидным постоянством. Что ж, приятно знать, что хоть что-то постоянно в мире.

— Ой, ребята, привет! — Хрупкая блондиночка махала нам с другой стороны дороги, возникло чувство дежа-вю, я это уже где-то определенно видела. — Вы что, меня не узнаете?!

Да, действительно, мы не сразу узнали Лору: уже начинало потихонечку темнеть, а не виделись мы с ней года три. И к тому же определение «сочная* больше не имело к Лоре никакого отношения, разве что прибавить к этому определению начальное «худо». Одета Лора была элегантно и дорого: брючки-стрейч, демисезонные ботинки на десятисантиметровой шпильке, тонкой кожи черный пиджак, распахнутый по случаю теплой погоды, а между расходящимися на легком ветру полами кокетливо показывается Лорин голый пупок; чуть блестящий серый топ на полпузика, крашенные уже не в пероксидно-белый, а в нежнопепельный цвет волосы распущены по хрупким плечам. А еще — бордовые накладные ногти и помада в тон, и четыре изящных золотых кольца без камней на длинных пальцах, и широкая цепочка на тоненькой шее, в общем, не женщина — картинка.

— Как дела? — тараторила Лора. — Гуляете? Не поженились еще?

— Нет, — буркнула я скорее от неожиданности, чем со зла, хотя еще по первому курсу знала, что чувство такта никогда не входило в список Лориных достоинств, — с чего бы?

— А, ну ладно. — Лора сразу перевела разговор на другую тему. — Как вы? Все там же?

— Да, — сказала я.

— Вот еще! — сказал Слава одновременно со мной, а потом начал: — Я теперь на телевидении работаю, на первом канале!

— Ух ты, вот уж не ожидала, — отозвалась Лора с некоторым сомнением, — и кем же, если не секрет?

— Ассистентом режиссера! — проговорил Слава с пафосом, а потом пошло-поехало: ах какая чудная, интересная работа, ах какие люди, ах каким важным делом все мы заняты! А зарплата? Ну, зарплата — это уже не «ах!», а «ого!». Да, любил Слава прихвастнуть, что с ним поделаешь. И чтобы прервать сию великолепную тираду, я спросила у Лоры:

— Да ладно, а ты-то как?

— А-а! — Лора безнадежно и даже с какой-то злостью махнула рукой в сторону. — Даже и не спрашивай, сил моих больше нет!

И тут же повела получасовой рассказ о своих семейных проблемах. Я уж и не рада была, что спросила. Из рассказа выходило, что она, Лора, выскочила замуж по расчету, трудно, мол, за городом да с нищими родителями в одной квартире, и на работу мотаться — два часа в один конец. Потом она три года прожила с мужем и свекровью в самом центре, на Краснопресненской, в отличных трех комнатах, муж прилично зарабатывал, только был он полный козел, постоянно оскорблял Лору, денег не давал, не ел, что готовила (о свекрови и говорить нечего, самая настоящая мегера), и вот она уже неделю как ушла из дому обратно к родителям, вернее, не к родителям, а просто получила однокомнатную в наследство от бабушки, вот и ушла, и теперь не знает, как жить дальше.