На той стороне - Елена Добрынина (2022)

Аня разволновалась. Сплошь были люди — многие из них знали друг друга, приветствовали, перебрасывались парою фраз. Аня же не знала никого. Она боялась, что, если узнают её фамилию, могут спросить что-то о семье Порфирия или его брата. Одно дело врать в отдельно взятой семье, другое — на всё общество. Поэтому она старалась быть как можно более незаметной. Но не тут-то было. Не в этом платье. Наряд приковывал к себе взгляд, как кавалеров, так и дам. Только если мужчины смотрели с восторгом, то женщины завистливо. Аня приклеила улыбку к губам и старалась помалкивать.

Николя всё не было, Гнездилов тоже не появлялся. Прозвенел второй звонок, и публика поспешила занимать свои места. Их ложа была удобной. Не самой шикарной, ясное дело, но обзор был хороший, а ещё видно было партер, ту самую его центральную часть. Дамы уселись в первый ряд ложи, три стула во втором ряду остались самому графу, его сыну и Гнездилову. Павел Андреевич по приезду оживился и о чём-то беседовал с чиновниками и другими знатными особами, встреченными в фойе. Графиня с дочерью и Анной из ложи не выходили. Аня взяла маленький бинокль, чтобы смотреть на сцену.

Девушка чувствовала, что на нее смотрят, хотя это и было запрещено по негласному своду правил. Возможно, даже обсуждают. Поэтому Анна Алексеевна, племянница графа Терепова сидела смирно, прикрываясь веером от любопытных глаз. Натали все ждала Гнездилова, отчего ерзала на стуле и получила с результате говорящие взгляды от матери. Вернулся Павел Андреевич, усаживаясь на место. Наконец, дали третий звонок. Пренебрегая этикетом, Николя вошёл под третий звонок. Аня вспыхнула: он всегда стремится все правила нарушить? Если верить сказанному в кабинете, то так оно и есть.

— Даже в театре нет мне от вас покоя. — Недовольно шикнула графиня, оборачиваясь к сыну. — Одна ерзает и стреляет глазами, словно у Аничкова моста ждёт своего возлюбленного, другой является под самый третий звонок.

— Ах, матушка, не сердитесь. — Отмахнулся от нее Николя. — От дурного настроения портится пищеварение.

Наташа скисла. Сидела по правую сторону от матери, надув губы и потеряв всякий интерес к действию на сцене. Николай намеренно сел за Аней. Она кожей почувствовала его взгляд на себе, на своих лопатках, его присутствие, его близость. Всё бы ничего, если бы не этот поцелуй в кабинете, когда пришлось наступить на горло своей гордости ради возвращения любимой вещи. Надо убираться из этого времени. Оставаться здесь для Ани становилось невыносимо.

А на сцене между тем творилась особая магия. Там кипели страсти, разворачивалась драма, там любили и погибали, предавали и были верны до самой смерти. Аня во все глаза следила за спектаклем. Она словно бы разделилась надвое. Одна ее часть беспечно смотрела спектакль, не веря самой себе, что такое возможно. Другая же её сущность судорожно обдумывала, чем объяснить отъезд после первого акта. Пока план был только один — сказаться больной. И уехать. Но вот подвох: женщины без сопровождения — дурной тон. Ей-то плевать, а вот семью Ильинских будут потом полоскать. Что за девица была с ними и почему уехала в одиночестве. Но выбора не было: придётся покинуть театр в антракте, как бы это ни было неприлично. Время поджимало. И Аня всё больше нервничала.

Под окончание первого акта явился Гнездилов. Вошёл тихонечко, так, что никто не заметил поначалу. Только когда он занял свое место, Аня поняла, что он пришёл. Шепнул что-то извиняющимся тоном графу и смолк, наблюдая за сценой, словно всё представление был тут. Все-таки он престранный тип. Опасный тип. Как могла Наташа им очароваться? Звонок в антракт прозвенел оглушительно, слишком неожиданно для Ани, словно выстрел вдруг раздался.

В фойе, куда вышли все присутствующие в ложе, Аня успела заметить часы. Без пятнадцати девять. Осталось меньше часа. Пора.