Мой друг - Оливия Лоран

Машет головой, а затем ухмыляется, когда упираюсь ногами в кровать и вскидываю на него растерянный взгляд.

— Падай, — сокращая между нами дистанцию до несчастных сантиметров, кладет руку мне на живот, усиливая давление.

И когда я уже думаю, что раскинусь перед ним попрек кровати, перехватывает за спину, приземляя на покрывало нас вместе.

Находиться в горизонтальном положении под ним очень… странно. Непривычно для меня. И так… Необыкновенно приятно. Фантастически. А в особенности волнует и даже немного пугает — ощущение растущего напряжения между ног.

Не знаю, откуда берутся силы, чтобы притормозить, но я собираю по каплям всю свою решительность и упираюсь ладошками ему в грудь.

— Тём, мой подарок, — смотрю на него снизу вверх. — Ну, точнее твой. Хочу подарить сейчас, а то опять забуду, как начнёшь… — замолкаю, кусая губы.

— Мм, что начну, зай? Продолжай, — требует, толкаясь бедрами навстречу, тем самым вжимая меня в матрац сильнее.

— Делать вот так… Прижимать меня своим… Своей… выпуклостью.

Его брови тут же взлетают, а затем он, откидывая голову назад, разражается безудержным смехом, словно я отвесила капец, какую смешную шутку.

— Ахах, чего-о? — давит в перерывах, разглядывая меня на вытянутых руках. — Повтори-ка, Ми.

— Тёма… — наигранно дую губы, сгорая от стыда.

— Бля, Ми… Я запомню это, — заверяет меня, всё еще посмеиваясь. — Лады. Давай, где там твой подарок. Не терпится уже прижать тебя своей… Хм… выпуклостью, — снова смеется, не обращая внимания на мою неловкость.

Но стоит мне протянуть между нами руку с подвеской на раскрытой ладони, он резко замолкает и мгновенно меняется в лице. Бывалого веселья и след простыл.

Мне кажется, в этот момент мое лицо сливается с цветом белоснежных подушек в изголовье кровати. Ощущение, что из меня не только кровь выкачали, но и все жизненные силы, разбередив при этом встревоженную душу.

Ему не нравится? Озвучить вслух свой вопрос не то, чтобы не решаюсь — выдавить не способна.

Но даже не это сейчас так страшит…

Если и так, его пугающая реакция была бы не такой шоковой. Я бы даже сказала — панической. Он с трудом себя контролирует.

Выглядит так… Словно ненавистного призрака увидел. Черты лица заострились, на напряженной челюсти играют желваки, губы плотно сжаты, а в глазах целая буря непередаваемых эмоций — от страха и отрицания, до злости и боли.

— Это. Что? — мученически дробит глухим и бесцветным голосом.

А я лишь хлопаю глазами, не зная, что и думать. В голове тревожный хаос. У меня нет и отдаленных предположений, чем вызвала такой набор взрывных эмоций. Нет ни одной весомой причины так себя вести.

— Мила, — цедит сквозь зубы, требуя пояснений.

— Это сердце…

С виду простое, ничем не примечательное сердце, притянувшее мой взгляд и напомнившее о нем. Да, это не совсем привычная нашему глазу фигурка из двух изогнутых линий, но именно этим оно и зацепило. На мгновение подумала, что для меня, как для будущего врача, такой подарок даже символичен. Но с каждой следующей секундой внутри разрасталось необъяснимое чувство глубины и значимости, пронизанное трепетом и любовью.

Я даже не думала, выбор был очевиден. Я просто хотела, чтобы оно было у него, словно в этом есть какой-то скрытый смысл, будто это что-то ценное и важное. Необходимое.

— Сердце? — с трудом выговаривает надтреснутым голосом. — Это… Блядь, — прикрывает глаза, тяжело сглатывая. — Это не просто сердце. Это гребенный орган, Ми! Мышечный орган! — нервно прочесывает рукой по волосам. — С клапанами, венами и прочей хренью…

И тут меня прорывает.

— Если не нравится, так и скажи! — кричу на него, сжимая крепче пальцы с подвеской, обжигающей ладонь. — Так говоришь, словно я настоящий орган сердца тебе дарю!

Артёма пробивает лихорадочной дрожью. Сжимая челюсти до скрипа, щурится, словно мои слова причиняют ему нестерпимую боль.