Блиц - Девни Перри

Как и ожидалось, когда я вышла в коридор, мама ждала меня.

На ее красивом лице было написано разочарование. В течение многих лет я так много делала, чтобы она мной гордилась. Но не в моих силах было изменить ее лицо, не так ли? В мои обязанности не входило делать ее счастливой.

Я бросаю спорт и обманываю ее ожидания.

Мама оттолкнулась от стены, к которой прислонялась с телефоном в руке.

— Майк Симмонс решил, что ты не подходишь ему. Он предпочитает клиентов, которые отвечают на его электронные письма.

Я пожала плечами.

— Молодец, Майк Симмонс.

— Дженнсин, — прошипела мама, ущипнув себя за переносицу. — Что с тобой не так? Как ты могла упустить такую возможность.

— Ты поэтому пришла сегодня вечером? Чтобы отругать меня за то, что я не подписала контракт с Майком?

— Да. И для того, чтобы сесть и подумать, как мы можем вернуть твою карьеру в нужное русло.

Я вздохнула.

— Нет, мам. Я ухожу.

Она моргнула.

— Что?

— Будешь ли ты любить меня, когда я перестану играть в твою любимую игру? — мой голос не дрогнул, хотя все тело начало дрожать.

Это был вопрос, который я не решалась задать в течение многих лет.

Я не дала ей ответить. Я все еще была слишком неопытной и ранимой, чтобы принять правду.

— У меня нет никаких мечтаний, мама. Это не мои мечты. Я хочу иметь шанс воплотить в жизнь свои мечты. Я хочу, чтобы жизнь не была сосредоточена на волейболе. Мне нужны друзья, а не товарищи по команде. Я хочу… свою собственную жизнь. Мне не нужна твоя.

— Прости? — Она отшатнулась, как будто я дала ей пощечину.

— Я не собираюсь играть в Италии. Я не собираюсь выступать за другую национальную команду. Я не поеду на Олимпийские игры. С меня хватит. Моя последняя игра будет с «Дикими кошками штата Сокровищ».

— Дженнсин, — в мамином голосе звучал ужас, как будто я ударила ее ножом в спину.

— Я люблю тебя, мам. — Мое сердце сжалось, когда от новой волны слез мир стал размытым. — Мы нечасто это говорим. Мы должны это исправить.

— Дженнсин. — Потрясение на ее лице сменилось печалью.

Возможно, мы обе уйдем отсюда сегодня вечером с разбитыми сердцами.

— Я надеюсь, ты сможешь найти способ полюбить меня просто потому, что я твоя дочь, — прошептала я. — Без волейбола.

Она уставилась на меня, разинув рот. В ее глазах тоже стояли слезы.

Это была моя вина. Я слишком долго притворялась. Я скрывала свои чувства и сомнения. Я позволяла ей взять инициативу в свои руки, и когда наши разговоры сводились к волейболу, никогда не нажимала на тормоза.

Наверное, была тысяча лучших и более мягких способов сообщить эту новость. Может быть, если бы она поздоровалась со мной сегодня вечером, вместо того чтобы сообщить, что я теряю форму, я бы смягчила удар.

Но теперь я была свободна. Наконец-то я была свободна.

Мне больше нечего было сказать маме, поэтому я одарила ее доброй улыбкой, поправила лямку рюкзака и пошла по коридору к выходу.

— Дженнсин? — Мама остановила меня, прежде чем я успела открыть дверь.

Я встретилась с ней взглядом, ненавидя себя за то, что из-за меня у нее на глазах выступили слезы. Зная, что это неизбежно.

— Да?

— Я правда люблю тебя. Очень сильно. Я не… — Она с трудом сглотнула. — Я не знаю, кто я без волейбола.

— Может быть, мы сможем разобраться с этим вместе.

— Может быть. — Мама прижала руку к сердцу. — Нужно многое обдумать и переварить.

— Я понимаю. — Хотя у меня была большая часть этого сезона и моего пребывания в Мишне, чтобы прийти к такому выводу, она все еще колебалась.

— Я бы хотела прийти и посмотреть другие твои игры в эти выходные, — сказала она. — Мой рейс только в воскресенье утром.