Правильный ход - Лиз Томфорд

После двух часов ночи, когда я вхожу в свой гостиничный номер в Сан-Франциско. Макс, слава Богу, проспал весь полет, ни разу не проснувшись ни по дороге на автобусе в отель, ни пока я устанавливала его кроватку в нашем номере. Что касается меня, то я ненавижу перелеты с эффектом "красных глаз", и команда изменила наше расписание поездок, чтобы избежать их в этом сезоне; однако иногда у нас нет выбора и приходится добираться до следующего города.

Почистив зубы, я плюхаюсь на кровать, совершенно опустошенный за последние несколько дней.

Но по другую сторону этой стены от меня есть женщина, которая не менее измучена, и я не могу перестать думать о том, как она была расстроена из-за того, что считала себя недостаточно хорошей для Макса. Это не то, о чем вы беспокоитесь, если вы “просто проходите мимо”.

Снимая телефон с зарядного устройства, я отправляю ей сообщение.

Я: Ты в порядке?

Проходит минута, прежде чем она отвечает.

Миллс: Да, теперь я в порядке.

Я: Хорошо. Итак, что на тебе надето?

Я слышу ее смех через стену.

Миллс: Разве тебе не хотелось бы узнать.

Я: Я бы так и сделал. Вот почему я спросил.

Она присылает мне свою фотографию в постели, полностью прикрытая с головы до ног. Толстовка безразмерного размера, мешковатые спортивные штаны, которые, как мне кажется, могли бы быть моими, блестящая от ее ночного ухода кожа. Явно готова ко сну, и, Боже, как я хочу быть там, рядом с ней.

Я: Если я тебя кое о чем спрошу, ты скажешь мне правду?

Миллс: Ну, у меня нет привычки лгать тебе, так что дерзай.

Я: Почему ты расстроилась из-за Макса?

Наступает долгая пауза, прежде чем я получаю ответ.

Миллс: Я не уверена. Я просто хотела помочь ему. Чтобы ему было хорошо, я думаю.

Я: Это потому, что ты любишь его?

Миллс: Да. Я действительно люблю твоего сына.

И она думает, что не влюбляется, хотя уже сделала это один раз этим летом.

Я: Могу я задать тебе еще один вопрос?

Миллс: Дерзай.

Я: Ты ревновала сегодня вечером?

На экране появляются и исчезают три серые точки, повторяя этот рисунок еще пару раз.

Наконец, она отвечает.

Миллс: Да.

Я: Почему?

Миллс: Ты бы поверил мне, если бы я сказала, что не уверена? Я никогда раньше не ревновала. Я никогда ни о ком не заботилась настолько, чтобы делать это.

Я: Но мы тебе небезразличны?

Я слишком большой трус, чтобы спрашивать только про себя. По крайней мере, если я припишу туда Макс, я знаю, что она не сможет полностью сказать "нет".

Миллс: Больше, чем я думала, что способна.

Черт, мое сердце, кажется, вот-вот вырвется из груди. Я хочу выбить дверь между нашими комнатами и затащить ее в свою постель, позволить себе поверить, что она моя не только на лето. Но Миллер установила эти правила, так что ей придется быть той, кто их нарушит.

Прежде чем я успеваю ответить, Макс начинает шевелиться, и вскоре после этого его крик начинает наполнять комнату.

Я быстро встаю с кровати. Иногда я позволяю ему выплакаться, пока он снова не заснет. То, что он болен, не относится к таким случаям.

— Иди сюда.

Я вытаскиваю его из кроватки, когда его вопль становится громче. — Шшш. Все в порядке, приятель. Я держу тебя.

Подпрыгивая на носках, я шагаю рядом с ним.

Он плачет, когда я обнимаю его. Моя рука пульсирует после вечерней игры, но если я опущу его, никто из нас не сможет уснуть, в том числе и наши соседи, которые находятся за этими тонкими стенами. Итак, я прохаживаюсь по комнате. Я укачиваю его, потирая спину, пока его пронзительный плач не переходит в сопение, пока он пытается найти удобное положение у меня на плече.

Я беру его обратно в свою кровать, а не в его колыбельку. Может быть, так мне повезет, и он сможет отдохнуть пару часов.