Правильный ход - Лиз Томфорд

Я чертовски опустошен. Из-за недостатка сна, из-за болезни моего сына я борюсь с непреодолимым желанием обращаться с няней, временно живущей в моем доме, так, словно она здесь навсегда. Но прямо сейчас я просто очень хочу обнять их обоих.

В самолете темно и тихо, большинство парней пытаются немного прикрыть глаза перед посадкой, я встаю со своего места и пробираюсь через проход.

Изо всех сил стараясь не разбудить Макс, я просовываю одну руку под колени Миллер, другую — под ее спину, прежде чем осторожно поднять ее на руки, поворачиваясь, чтобы занять ее место. Я сажаю ее к себе на колени, так что они оба у меня в руках.

— Что случилось? — спрашивает она, даже не открывая глаз, утыкаясь головой мне в плечо, Макс все еще спит у нее на груди.

— Ничего, — шепчу я. — Поспи немного.

Она глубоко дышит через нос, прижимаясь ко мне еще сильнее. — Почему ты не работаешь?

— Потому что есть вещи поважнее работы, Миллс.

Она не отвечает, и да, возможно, я сказал это в том смысле, что это относилось и к ее работе.

Она зарывается глубже, проводя рукой по спине Макса. — Когда ты обнимаешь меня вот так на глазах у других людей, это довольно интимно.

Я тихо хихикаю. — Да, ну, иногда мне насрать на твои правила, Миллер, и сейчас как раз один из таких случаев.

— Почему тебе не насрать на те, где ты спишь в моей постели?

Подожди… что?

Я играю с волосами, обрамляющими ее лицо, убирая их, чтобы лучше видеть ее. — Ты хочешь, чтобы я нарушил это правило?

— Мне просто интересно, почему ты не попробовал.

— Ты чертовски сбиваешь меня с толку, Монтгомери.

— Я тоже сбиваю себя с толку.

Я перенастраиваю свою хватку на них. — Я не пытался пробраться в твою постель в основном ради тебя, потому что я совершенно уверен, что если мы начнем устраивать вечеринки с ночевкой, ты незаметно влюбишься в меня, и я знаю, как ты непреклонна в том, что это останется интрижкой.

На ее губах появляется сонная улыбка. — Я скучала по тебе.

При этих словах ее нефритово-зеленые глаза распахиваются, и я не могу удержаться от тихого смеха над ее измученной откровенностью.

Мы виделись каждый день с тех пор, как она приехала в Чикаго, так что это не то, что она имеет в виду. Но уход за больным Максом осуществлялся посменно, мы оба слишком устали, чтобы делать что-либо вместе, когда он засыпает.

— Я же тебе говорил, Миллс. Ты уже влюбляешься.

— Я не влюбляюсь.

Эти слова мгновенно меняют игривую атмосферу. Она хочет жизни без каких-либо обязательств, и чем глубже мы в это погружаемся, тем яснее, что единственная жизнь, которую я усложняю, — это моя собственная.

Она продолжает наш приглушенный разговор. — Мне жаль, что я не смогла успокоить Макса сегодня вечером.

Мой взгляд скользит к моему спящему сыну, который уютно устроился у нее на руках.

— Мне кажется, он меня ненавидит, — продолжает она.

— О чем ты говоришь?

— Я пыталась уложить его спать, правда, пыталась, но он не хотел.

Ее голос срывается, слова произносятся шепотом, но водянисто, а зелень лица приукрашена так, как я никогда не видел. — Я не знала, что делать.

Одинокая, но шокирующая слеза скатывается по ее щеке, и я быстро вытираю ее подушечкой большого пальца.

Она явно более измотана, чем я предполагал, потому что Миллер не плакса.

— Он продолжал кричать и плакать, и я действительно думаю, что он ненавидит меня, и ты ненавидел меня, когда я впервые попала сюда, и я просто знаю, что вам обоим понравится эта рыжая.

О чем, черт возьми, она говорит?

Из ее закрытых глаз капает еще больше слез, и я вытираю их, напоминая себе не устраивать ей разнос завтра, когда мы оба немного выспимся. Зная Миллер, она съежится при напоминании о том, что была такой уязвимой.