Правильный ход - Лиз Томфорд

Обычно я бы уже ехала в автобусе, а Макс спал, но последние несколько дней он боролся с болезнью, и из-за этого его обычный график вылетел прямо в трубу. Я не менее устала, имея дело с больным малышом в дорожной поездке, и то, с чем боролся Макс, наконец-то настигло меня в виде непреодолимого истощения.

У меня раскалывается голова, когда я подбрасываю его на руках возле заднего входа в раздевалку для посетителей. Я пытаюсь успокоить его, но из того, что я узнала за последние несколько дней, единственный человек, к которому он обращается, когда плохо себя чувствует, — это его отец. Но Кай играл сегодня вечером, так что я уверена, что он дает интервью прессе после игры и проходит некоторую физиотерапию.

— Все в порядке, Макс. Шшш.

Я провожу рукой по его спине, прежде чем слегка прижать его голову к своему плечу, надеясь, что это заставит его отдохнуть.

Этого не происходит. Он воет своими маленькими легкими, его крик оглушает рядом с моим ухом.

— Папа, — всхлипывает он, его льдисто-голубые глаза обведены красным, когда он лихорадочно оглядывает оживленную парковку. — Папа!

— Я знаю. Я знаю. Он скоро выйдет.

Он не останавливается, каким-то образом находя в себе силы кричать еще громче.

Мой отец бросает на меня быстрый обеспокоенный взгляд через площадку, но он так занят изучением отчетов скаутов с остальными членами тренерского штаба, что я просто отмахиваюсь от него, говоря, что со мной все в порядке.

У каждого есть своя работа, и это моя.

Но я понятия не имею, какого хрена я делаю. Я знаю, как весело провести время с Максом, как понять, что ему нужно, будь то еда, сон или смена подгузника. Но я понятия не имею, как ему помочь, когда он так болен или расстроен.

У меня нет такой материнской интуиции, и я не уверена, то ли это из-за того, что я потеряла свою собственную мать в столь юном возрасте, то ли еще из-за чего, но, возможно, это первый раз в моей жизни, когда мне горько из-за того, что ее нет рядом со мной, у которой я могла бы научиться этим инстинктам.

Когда я преуспеваю в чем-то, я испытываю удовлетворение от осознания того, что принадлежу к этому кругу, что я стою вложенных средств. Будь то шеф-повара, которые вложили в меня деньги, выбрав для эксклюзивной стажировки, или знание того, что мой отец вложил свою жизнь, усыновив меня, когда он был не совсем в том положении, чтобы брать на себя такую ответственность. По крайней мере, я сделала себе имя.

Но прямо сейчас я ничего не делаю ни для Кая, ни для его сына.

Болельщики выстраиваются вдоль огороженной канатом площадки, освобождая проход для команды, чтобы добраться до автобуса, но большинство ребят находят минутку, чтобы подойти туда, дать несколько автографов и поблагодарить болельщиков за то, что остались так поздно.

Они смотрят на меня так, будто я понятия не имею, что я делаю с семнадцатимесячным ребенком, который все еще не спит в 11 часов вечера и кричит мне в ухо, и они были бы правы. Неуверенность быстро овладевает мной, потому что все здесь знают, что я не то, что ему нужно.

Всего семь недель назад я планировала провести лето, работая над новыми рецептами и улаживая свои проблемы на кухне, но сейчас все, о чем я могу думать, — это стараться быть достаточной для Макса в надежде, что ему станет лучше. Я знаю, что ему некомфортно, это можно видеть ясно как день. Его горло распухло, а из носа безостановочно текут сопли. Но я не Кай, и Макс не успокоится, пока его отец не будет здесь.

Моя голова раскалывается так сильно, что все, чего я хочу, — это упасть в кровать и поспать несколько часов, когда Кай, наконец, выходит на улицу в бейсболке задом наперед и контактных линзах, заменяющих очки. Он выглядит раздражающе красивым и собранным, в то время как я чувствую себя дерьмово.

Крик его сына — это маяк, который немедленно указывает нам направление.

— Иди сюда.