Бог Ярости - Рина Кент

Слова, произнесенные не кем иным, как Кларой, заставили меня отказаться от любой формы решимости, за которую я хватался. Я позволяю себе свободно падать головой вперед, мой мозг преодолевает тошноту в горле и разливается вокруг меня.

Я открываю дверь и вижу Клару, стоящую на коленях между ног Николая, ее руки обхватывают его член.

Он сидит на кровати, опираясь на ладони, и на нем только трусы-боксеры, которые Клара стянула, чтобы освободить его член.

Теперь она держит его в руках, наблюдая, удивляясь и восхищаясь.

Как только я появляюсь в дверях, его взгляд устремляется на меня, глаза мгновенно темнеют, а губы приподнимаются в жестокой ухмылке.

— Зови меня малышом, Клара.

— Не могу дождаться, когда ты засунешь в меня этот огромный член, малыш.

Все происходит за долю секунды.

Красная дымка застилает мое зрение, пока я не вижу только этот гребаный цвет.

По дороге сюда я думал, что ярость вызвана тем, что Клара снова стала Кларой.

Я думал, это из-за того, что Николай прикасается к ней.

Но только в этот самый момент на меня обрушивается удручающая правда.

Меня никогда не волновала Клара. Ничуть. Вообще.

Меня выводит из себя не она. А ее прикосновения к Николаю.

Дело не в ней. Дело в нем.

Черт побери.

Я протискиваюсь в дверь, хватаю ее за волосы и поднимаю на ноги. Она вскрикивает и спотыкается, наконец-то убирая от него свои когти.

— Что за… — она обрывает себя, когда я рывком поднимаю ее на ноги, и ее глаза расширяются, когда встречаются с моими. — Брэн… это не то, что ты думаешь. Мне просто было одиноко и больно от твоего отказа, и… и…

— Заткнись, — мой голос ровный, но твердый, и ее губы складываются в букву «О».

Я никогда не разговаривал с Кларой таким тоном. Не когда она изменяла. Не когда все называли ее золотоискательницей.

Все это время я не ненавидел ее.

Я ничего не чувствовал к ней, чтобы ненавидеть.

А сейчас мне хочется обхватить ее шею и смотреть, как жизнь покидает ее подлые глаза.

— Убирайся, — говорю я, по-прежнему спокойно, несмотря на сдерживаемый хаос, бурлящий внутри меня.

— Малыш, пожалуйста…

— Не-е-ет, — обрывает ее Николай, вырывая ее из моей хватки и подталкивая к двери. — Он не твой гребаный малыш.

Теперь он одет, если трусы-боксеры можно считать одеждой, и я отвожу взгляд от него.

Если я этого не сделаю, у меня возникнет искушение ударить его, а я, блять, не дерусь.

Клара смотрит между нами, нахмурив брови, и я пристально смотрю на нее, засунув руки в карманы, не говоря ни слова.

— Пошла вон, — рявкает Николай и швыряет в нее сумку Chanel. — Чтобы я тебя больше не видел.

Она хочет сказать что-то еще, но взгляд Николая, кажется, пугает ее до глубины души, потому что она выбегает из комнаты, как будто за ней гонятся.

Вскоре я слышу шум лифта, но ее запах не исчезает.

Чертовы цветы.

Он задерживается в комнате и на мужчине позади меня, как призрак.

Да пошел он к черту.

Не желая встречаться с ним взглядом, я направляюсь к двери.

— Ну, тогда спокойной ночи.

— Нет, блять, — он захлопывает дверь, ударяя ладонью рядом с моей головой. Его грудь прижимается к моей спине, прислоняя к дереву, а горячее дыхание шепчет мне на ухо: — Ты никуда не пойдешь, цветок лотоса.

Глава 13

Николай

Я чувствую, как пламя сомнения и воинствующего конфликта волнами накатывает на мой цветок лотоса, и мне хочется высунуть язык и поглотить его.

Засосать между губами.

Разгрызть зубами.

Мышцы спины Брэна напрягаются под моей грудью, как всегда, когда он пытается бороться, убежать или отвергнуть все, что таится в его презрительной голове. Я перестал пытаться понять, как работает его разум, дать ему пространство или быть логичным в отношении этих эмоций, захлестывающих меня.