Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

— Знаете что? — сказала Эсмира, поглощая мороженое. — Странная штука, когда ты счастлива, хочется плакать, а когда грустишь, то смеяться вовсе неохота… Поэтому, мне кажется, лучше уж быть счастливой. И никому не завидовать. Знаете, от чего завистнику тяжелее всего? От того, что ему-то никто не завидует. У нас в классе все девочки мне завидуют. — Она сделала крохотную паузу и продолжила: — Мне вообще кажется, что мальчишки, они куда более надёжные и верные товарищи. В любом случае до меня не доходит, почему мне завидуют. Как я ни оденься, хорошо ли, плохо ли, — завидуют. Притворюсь грустной, когда весело или весёлой, когда грустно, — завидуют. Десятиклассники смотрят на меня, или пишут записки, или, скажем, провожают и несут портфель — опять же завидуют. Если вдруг интереса ради обрежу волосы, не сомневаюсь, они тоже постригутся. Не знаю, что и сказать. — Якобы до крайности озабоченная, она пожала плечами. — А знаете, что мне пришло в голову, — весело заявила она, — кому не завидуют, тот, стало быть, ничего собой не представляет. И пускай себе завидуют! Лучше, чтоб они мне завидовали, чем я им, так ведь?.. — Она снова сделала паузу. — Я ни за что не пойду в медицинский. «Сроки карантина заразных больных и общавшихся с ними лиц», «Болезни кровеносной системы», «Дневник профилактических прививок»… Меня тошнит, когда смотрю на Ренины учебники. Кончу школу — поступлю в институт косметологии и красоты. Я узнавала, в Ленинграде есть такой институт. В него-то я и поступлю, — заключила Эсмира и неожиданно добавила: — Я стихи пишу.

— Не стихи, а вирши, — подколола Рена.

— Какая разница? — повернув к сестре голову и сморщив хорошенький носик, отозвалась Эсмира.

— Не чувствуешь разницы, вот и строчишь вирши, — улыбнулась Рена.

— Думаете, мне только в школе завидуют? Видите?

На этот раз рассмеялись все, и Эсмира, конечно же, заодно с нами.

Прогулочным шагом мы дошли по той же аллее до остановки, и Эсмира снова была впереди — беззаботная и легконогая, чуть угловато покачиваясь влево и вправо. Я остановил первое попавшееся такси.

— Поедем лучше троллейбусом, — попыталась возразить Ирада. — Восьмой номер идёт прямо к дворцу Ленина.

— Подобает ли Эсмире ехать на концерт троллейбусом?

— Полагаю, что нет, — подтвердила Эсмира.

— А что, в конце-то концов, скажет противоположная сторона? — улыбнулся я.

— Так далеко они не заглядывают, — засмеялась Эсмира и села на переднее сиденье, рядом с водителем, села весьма торжественно, а прежде чем сесть, опять протянула руку и, глядя на меня прищуренными глазками, сказала: — Покидаю вас с приятными впечатлениями.

— Желаю тебе никому никогда не завидовать, — с улыбкой ответил я. — Потому что зависть — враг счастливых людей. Вдобавок я уверен — у тебя никогда не будет повода кому-либо завидовать.

Поздно вечером позвонила Рена, поделилась впечатлениями от концерта, весело рассказав и выходках Эсмиры, а под конец почти что шёпотом добавила:

— Ты нашим очень понравился. Эсмира без конца говорит о тебе, а Ирада сказала, что в тебе есть особенное мужское обаяние. У сестрёнки моей болезнь — сравнивать. Знаешь, с кем она тебя сравнила?

— Знаю.

— С кем? — сладко прощебетала Рена.

— С Квазимодо.

Она снова рассмеялась:

— Я не говорила тебе, что ты гораздо красивее Квазимодо?

— Говорила. Рад, что напомнила. Ну, в таком случае с Челентано.

— Не-ет, — снова рассмеялась Рена. — Ты красивей, чем Челентано. Нигде, ни в институте, ни в каком-либо другом месте нет никого, с кем я могла бы тебя сравнить. Ты для меня идеал мужчины, неужели не понимаешь?

— Ладно-ладно, скажи, с кем сравнила меня Эсмира.

— С Джоном Ленноном.

Я улыбнулся: она — Брижит Бардо, я — Джон Леннон. Приятное сравнение.

— Джон Леннон шестью годами моложе Бардо.