Попутчик - Лорен Биел

Ирония не ускользнула от меня. Я никогда не относился к женщинам намного лучше, и солгал бы, если назвал бы себя каким-то святым. Но она другая, и я не могу смириться с его неспособностью увидеть это. Как он может не видеть этого, когда это так отвратительно ясно для меня? Несмотря на все остальное хорошее в его жизни, она также находится под ним.

Чертов идиот.

Мой член твердеет при мысли о том, что он трахает ее. Так не должно быть, но это так. Я узнаю появление той стороны меня, которая хочет это видеть. Знакомая мне, но чуждая ей, сущность, которая иногда кричит в моей голове. Временами эту мою сторону трудно игнорировать.

Я страдаю от неприятной пульсации, которую не могу игнорировать. Моя рука скользит к члену, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, обхватывая пальцами головку. Сжимаю его рукой, пытаясь быть тихим и неподвижным, как должен был делать, когда был в тюрьме. По крайней мере, я был уважителен к сокамерникам, в отличие от некоторых моих соседей, которые дергали свой член достаточно громко, чтобы разбудить весь ряд.

Я сдерживаю стон. Черт, я хочу ее. Она нужна мне. Никогда в своей жизни я так сильно не хотел сорвать одежду с женщины.

В этот момент, когда моя голова находится во всех неправильных местах, я переворачиваюсь и придвигаюсь ближе к ее спине. Она остается неподвижной, когда я прижимаю свой твердый член к ее заднице. Не может быть, чтобы она этого не чувствовала. Я провожу рукой по ее боку, зная, что под моими прикосновениями остаются синяки. Если она не почувствует, как мой член прижимается к ней, она почувствует это.

— Не притворяйся спящей, кролик, — шепчу я.

Она напрягается и пытается изобразить тяжелый сон, когда моя рука достигает пояса ее брюк и перемещается к передней части. Расстегиваю их и опускаю молнию. Запускаю руку в только что расправленную ткань, потирая нежную кожу ее нижней части живота и мягкие волоски на ее тазу.

— Не может быть, чтобы ты этого не чувствовала, — говорю я приглушенным тоном, стягивая с нее штаны. — То, что ты спишь, не делает это менее неправильным, понимаешь? То, что ты притворяешься спящей не делает это менее греховным.

Стягивая штаны с ее задницы, толкаю свой член между ее бедер. Я стону от тепла ее киски.

— Помнишь, когда я сказал, что трахал женщин, которые не могли согласиться? Если ты думаешь, что сон отпугивает меня, это не так. — Я сжимаю свой член и направляюсь в нее.

Мышцы внутри ее киски дергаются от вторжения, и напряжение поднимается по всему ее телу. Она все еще пытается оставаться верной. Это жалкая и печальная попытка бороться с тем, чего хочет она, и с тем, что мне нужно. То, что нужно нам обоим. Она чертовски мокрая, чтобы притворяться, что не хочет этого.

— Черт возьми, кролик, — стону я, отводя бедра назад и врезаясь ими в нее. Слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо и оценить ее реакцию. Я надеюсь, что пара фар пересекет окно, чтобы я мог видеть ее открытые глаза. Потому что я знаю, что она не спит. — Ты ведешь себя по-детски, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Меня тошнит от этого. Я отказываюсь играть в ебанутую игру, которую она придумала, чтобы избежать реальности, в которой мы находимся. Чтобы не впускать меня.

Я погружаю пальцы в худший из ее синяков, и она визжит. Наконец-то, гребаная реакция. Я переворачиваю ее на живот и держу свой член глубоко внутри нее, прижимая ее лицо к подушке. Ее ноги сжимаются вместе подо мной, и трения достаточно, чтобы мне захотелось кончить.

— Лекс…

Я толкаю бедра вперед, входя глубже в нее.

— Доброе утро, кролик, — говорю я с рычанием, убирая волосы с ее щеки.

— Ты… делаешь мне больно, — шепчет она.

— Я даже не делаю ничего, чтобы причинить тебе боль… пока.

Когда она задыхается, боль пронизывает каждый вдох. Она мокрая, растягивается вокруг меня в самый раз. Я не причиняю вреда ее киске. По крайней мере, не так.

— Слезь с меня… пожалуйста, — умоляет она.