Попутчик - Лорен Биел

Мы останавливаемся сразу за двором, за деревьями и кустами. Мы смотрим и ждем, но нет никаких признаков того, что кто-то был там какое-то время. Сорняки растут вверх и захватили тачку, прислоненную к стене сарая. Его шина превратилась в груду расплавленной резины под ней. На некоторых окнах, грязных и разбитых в некоторых местах, висят рваные занавески.

Мы направляемся к входной двери, оглядываясь через плечо. Я провожу рукой по шаткой деревянной двери. Влажность искривила ее края. Хватаюсь за дверную ручку, и она поворачивается с грохотом из-за отсутствия винта. В тот момент, когда открываю дверь, чувствую этот запах. Узнаю этот аромат, как будто одним вдохом переношусь в свое детство.

— Что это за запах? — спрашивает она, прикрывая нос рукой.

— Это, кролик, запах смерти.

Ее глаза расширяются.

— Что ты имеешь в виду?

Я жестом прошу ее подождать здесь. Мне не нужно беспокоиться о защите нас обоих, но этот запах заставляет меня быть уверенным, что это дом, и это не кто-то живой.

— Просто останься здесь на минуту, — говорю я ей, заряжая патрон в винтовку.

Запах усиливается, когда иду к задней части дома. Когда поворачиваю за угол, я вижу мужчину в кресле с откидной спинкой. Он осел, пульт от телевизора все еще в его пятнистой руке. Его лицо серое, но он не так давно умер.

Я так привык к запаху, что почти не замечаю его вообще. Почти полностью не замечаю фамильярности.

— Ну, это чертовски удобно, — говорю я сквозь смех.

Я не могу не думать, что удача исходит от ее глупой кроличьей лапки, которая уютно устроилась у меня в кармане.

Возвращаюсь к входной двери и вижу, что Селена все еще прикрывает нос.

— Нельзя убить того, кто уже мертв, — говорю я ей.

— Что? — спрашивает она, дыша ртом.

— Кто бы ни владел этим местом, он мертв в своей комнате. — Я начинаю открывать окна, борясь с многолетней грязью.

— Мы не можем оставаться здесь. Пахнет смертью. Буквально.

Я останавливаюсь и смотрю на нее. Что она имеет в виду, говоря, что мы не можем остаться здесь? Это то, что мы искали. Это больше, чем мы могли когда-либо просить, с запахом или без запаха.

— Нам не могло повезти больше, и ты хочешь уйти из-за небольшого запаха?

— Он не небольшой.

— Как только я вытащу тело, запах исчезнет. В основном.

— Я подожду здесь, — говорит она, отмахиваясь от меня и направляясь к плетеному креслу-качалке на крыльце.

Я вхожу в комнату и бросаю взгляд на грустного придурка, прежде чем попытаться придумать, как лучше от него избавиться. Мои пальцы скрещены, когда направляюсь на задний двор через еще более шаткий черный ход, чтобы проверить сарай. Мое внимание привлекает грязный синий брезент, и я выдергиваю его, опрокидывая лопату и грабли, когда он высвобождается. Когда возвращаюсь внутрь, я расстилаю брезент на полу перед ним.

— Извини, приятель, — говорю я ему, сталкивая его со стула. Я не извинялся перед людьми, которых убил раньше, но вот здесь, извиняюсь перед давно мертвым трупом. Тепло Селены растопило меня немного больше, чем я готов признать.

Мужчина падает на брезент с глухим стуком, похожим на звук мешка для мусора, наполненного застывшим пудингом и костями. Кожа на его левой руке начала отслаиваться, обнажая жилистые мышцы под ней. Я почти смеюсь, когда понимаю, насколько это не вызывает у меня отвращения. Даже темное пятно человеческого разложения, оставшееся на стуле, не вызывает у меня больше, чем пожатие плечами.

Я заворачиваю брезент, перевязываю его веревкой и вытаскиваю через заднюю дверь. Ухожу как можно дальше в лес и оставляю его там — во влажной жаре, но, по крайней мере, подальше от солнца. Я вернусь и похороню его позже, после того, как разберусь с креслом.