Попутчик - Лорен Биел

— Эй, по крайней мере, он не умер в постели, — кричу я ей, когда она украдкой выглядывает из-за угла. Ты привыкаешь находить луч надежды, когда все остальное в твоей жизни — просто другой оттенок серого.

— Я не буду там спать, — говорит она. Проходит через гостиную и толкает красный диван, не обращая внимания на комки в подушках. Она давит своим весом на пружины и срывает подушки.

Я поворачиваюсь, вытираю руки полотенцем и прислоняюсь спиной к раковине.

— Это раскладной диван, — говорит она с сияющей улыбкой, которая тоже трогает мои губы.

— У них вообще есть такие, откуда ты родом?

Она опускает старую рамку и переводит взгляд на меня. Я поднимаю руки. Не знаю, почему она так злится, когда говорю ей дерьмо о том, что она богата. Мне все равно, когда она говорит что-то о том, что я бедный. Это просто то, кто мы есть, и чем мы отличаемся.

Я подхожу к ней и убираю потные волосы с ее щеки, прежде чем оттолкнуть в сторону и освободить шаткий выдвижной ящик. Бугристый матрас испачкан признаками возраста, но выглядит достаточно чистым для модного кролика.

— Я надеюсь, что апартаменты вам понравятся, ваше величество, — говорю я с игривым поклоном. Она не находит в этом юмора. Не уверен, что у нее на уме, но это выводит ее из себя.

Я ложусь на кровать и притягиваю ее к себе. Старый матрас скулит, и Селена издает визг. Я думаю, сейчас самое время противостоять большому слону в комнате.

— В чем дело, кролик? Ты какая-то странная со вчерашнего вечера.

Когда она не отвечает, я перекатываюсь через нее и раздвигаю ее ноги коленями. Я смотрю на ее дрожащую нижнюю губу. Если она не расстроена моим отказом прошлой ночью, я не знаю, в чем дело. Она, наверное, сожалеет о том, что осталась со мной в этой ветхой хижине, которая все еще пахнет мертвецом.

— Ты можешь уйти, Селена. Никто не заставляет тебя оставаться здесь.

Она борется с блеском в глазах.

— Чего ты хочешь? — Я спрашиваю громче и трясу ее за плечи.

— Ты не поймешь, — говорит она, качая головой.

Она всегда думает, что не понимаю. Я понимаю больше, чем она думает.

— Почему? Почему, черт возьми, я не должен понимать? Я не родился с золотой гребаной ложкой во рту, но все еще могу тебя понять.

Ее глаза расширяются.

— Пошел ты, Лекс, — говорит она сквозь раздражение и пытается вылезти из-под меня.

— Такая чертовски болтливая из-за такой мелочи.

Мои слова бьют ее сильнее, чем любые кулаки. Могу только представить, что говорил ее муж, что заставляло ее так сильно замыкаться в себе и запирать свое сердце. Пока не появился преступник вроде меня и не понял, как его открыть.

Она извивается подо мной, но я зажимаю ее запястья и наклоняюсь над ней.

— Скажи мне, что тебя беспокоит, кролик. — Я понижаю голос так, как ей нравится. — Поговори со мной.

Она моргает и, наконец, выпускает слезы, которые сдерживала.

— Я… я просто… я не хочу, чтобы ты так спокойно относился к моему отъезду. Ты продолжаешь просить меня уйти. Говорить мне уйти. Ты отталкиваешь меня! — Ее голос наполняется гневом вместо печали.

— Ты действительно думаешь, что я, блядь, хочу, чтобы ты ушла?

Она поднимает подбородок, набираясь уверенности откуда-то изнутри.

— Да, хочешь.

— Впервые в моей чертовой жизни я был бескорыстным и думал о благополучии кого-то другого. Я не хотел, чтобы ты уезжала. Мне нужно было, чтобы ты ушла, потому что так было безопаснее для тебя. — Я поднимаю взгляд на стену, уставившись на четки, свисающие с крючка. Снова опускаю на нее глаза. — Я никогда не чувствовал вины. Я таким родился. Не совсем в порядке с головой. Но знал, что если у тебя из-за всего этого будут неприятности или тебя убьют, я никогда не переживу этого.

— Позволь мне решить, чем я готова рискнуть.