Железная маска - Эдмон Ладусет (1900)

– Его величество Людовик Тринадцатый, узнав о рождении близнецов, впал в состояние, близкое к безумию. Он тут же объявил, что у Франции может быть лишь один наследник престола, а в противном случае якобы неисчислимые беды грозят стране, да и самим братьям, поскольку судьба неизбежно сделает их врагами. В моей опочивальне были лишь герцог Бургундский и кормилица, которым король, указывая на одного из мальчиков в колыбели, сказал: «Повелеваю сокрыть от всех рождение второго наследника. Вы отвечаете за это своей жизнью!» Я же, мучаясь от боли, не посмела вмешаться и открыть мою тайну, так как это признание могло непредсказуемо повлиять на судьбу одного из моих сыновей… И той же ночью, пока я спала, приказ короля был исполнен! Проснувшись, я увидела лишь одного сына, того самого, что был рожден от моей роковой связи, а значит, и не имел никаких прав на трон!

По мере того как рассказ королевы близился к концу, монсеньор Людовик поднимал от ладоней сильно побледневшее лицо. Когда же Анна Австрийская закончила, он срывающимся голосом спросил:

– Так, значит, тот, кто правит Францией… тот, кто сидит на троне наших предков…

– Не является законным наследником короны… Клянусь! – ответила королева-мать, и тон ее не оставлял сомнений.

– А другой?.. Тот, второй, сын Людовика Тринадцатого?..

– Вот о нем-то я и хотела с вами поговорить. Как только я умру, святой отец, отправляйтесь в замок графа де Бреванна. Там с самого раннего детства, в уединении, не зная ласки и своих августейших корней, под ничего не значащим именем «монсеньор Людовик» живет подлинный сын Людовика Тринадцатого.

Юноше пришлось прикусить губу, чтобы не закричать.

– Под моей подушкой вы найдете ключ, – продолжала королева. – Откройте им сундук, что стоит в углу этой комнаты. Там вы увидите шкатулочку, а в ней – свидетельство о рождении и все прочие документы моего сына… Передайте их ему, святой отец…

Юноша машинально повиновался и взял ключ.

– Я хочу исправить зло, причиненное мною моему сыну, – продолжала Анна Австрийская, – хочу, чтобы он узнал, кто его мать, и… и простил меня. Вы ведь скажете ему, как я страдала, правда, святой отец? Боже, как я хотела сжать его в своих объятиях хотя бы на мгновение и получить прощение вместе с сыновним поцелуем!..

– Матушка! – сквозь рыдания воскликнул юноша, будучи не в силах больше сдерживать себя. – Матушка! Я прощаю вас! Я люблю вас!

И, отодвинув шкатулку со всеми доказательствами своих прав, он бросился в объятия умирающей. Она же, приподнявшись на ложе, зажала между ладонями лицо своего сына, покрыла его горячими поцелуями и бормотала как в бреду:

– Ты! Это ты, мой сын? Дорогое мое дитя!

– О матушка! Позвольте запомнить черты вашего милого лица! – Сказав это, юноша встал, сорвал с себя сутану и, взяв факел, зажег его от пламени камина.

Королева закрыла лицо руками и зарыдала.

– Сын! Сын мой! Я не осмеливаюсь молить тебя о прощении…

– Не говорите так, моя дорогая матушка! Ваши страдания искупили вашу ошибку… Так давайте думать лишь о радостях, ждущих нас впереди!

– Впереди! – еле слышно повторила умирающая.

И словно в ответ на это полное обещаний и надежд слово в коридорах дворца раздался громкий, привыкший повелевать голос:

– Запереть все двери и никого живым не выпускать!

Фариболь и Мистуфле, молча переживавшие развернувшуюся перед их глазами драму, отреагировали первыми.

– Гром и молния! – сказал Фариболь. – Дело принимает дурной оборот! Старая кормилица предала нас. Шпаги вон, Мистуфле!

Изменившись в лице, Анна Австрийская изо всех сил прижимала к груди сына, как бы пытаясь защитить его от всех опасностей.

– Кто это, матушка? – спросил юноша, видя ее испуг.

– Другой! – глухим голосом ответила больная. – Другой сын!

И действительно, стоило ей произнести эти слова, как дверь распахнулась, и в комнату, величаво и грозно ступая, вошел король Людовик XIV.