Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью"

Пишу я это, собственно, только для того, чтобы сказать: я надеюсь, что никаких обид насчет того дела с Шарон Боттс больше нет, поскольку нам с тобой вскоре предстоит вращатъся в одних и тех же кругах, и я бы предпочел, чтобы между нами не оставалось никаких язвительных чувств.

Поздравляю с тем, что наконец ты добрался до номера один!

Приветик.

Твой старый друг

Адриан Моул

Факсос.

Среда, 8 апреля

Дорогой Джон Тайдман,

Как Вы не преминете увидеть, если обратили внимание на почтовую марку, я сейчас нахожусь на греческом острове Факсос. Я – член писательских курсов, которые координирует Анджела Хакер (она просит передать Вам привет).

Она попросила меня написать первую сцену радиопостановки – такого ранее я никогда не предпринимал.

Мне показалось, что Вам будет интересно прочесть то, что я написал. Я буду более чем рад закончить этот труд, если Вы посчитаете его того заслуживающим.

Я вернусь в Лондон в 3 часа дня 15 апреля, на тот случай, если Вам захочется потолковать со мной лицом к лииу.

По более глубоком размышлении, 16-е число было бы для меня удобнее. Мне, вероятно, потребуется отдых после путешествия.

Вот как начинается моя пьеса:

БУТЕРБРОД С ОГУРЦОМ

Пьеса для радио Адриана Моула

Комната в зажиточном доме. Через огромные двустворчатые окна доносятся звуки игры в теннис. Разливается чай. В чашке звякает ложечка.

ЛЕДИ ЭЛИНОР. Бутерброд с огурцом, Эдвин?

ЭДВИН. Не пытайся меня надуть своими буржуазными представлениями об аристократических замашках. Мне известна истина!

ЛЕДИ ЭЛИНОР (ахает от ужаса). Нет! Только не это! Ты не можешь знать секрет, который я сорок лет хранила!

ЭДВИН (презрительно). Нет, знаю. Мне сказала горничная, Милли.

Звенит звонок.

МИЛЛИ. Вы звонили, мэм? Простите, что долго – я помогала поварихе стряпать торт на двадцать первый день рождения мастера Эдвина.

ЛЕДИ ЭЛИНОР. Ты уволена, Милли. Ты выболтала мой секрет.

МИЛЛИ. Какой секрет? О! Что вы родились мужчиной?

Продолжение следует.

Мне не хочется никоим образом влиять на Ваше мнение, но должен признаться – когда я закончил чтение этого эпизода, среди моих собратьев по писательскому цеху повисло ошеломленное молчание. Анджела позволила себе единственное замечание: «Нужно было доплести интригу до последней сцены пьесы».

Недурной совет, мне кажется.

Как бы то ни было, надеюсь, Вы получите удовольствие от «Бутерброда с огурцом».

С наилучшими пожеланиями,

Ваш Адриан Моул

Факсос.

Четверг, 9 апреля

Дорогая Жожо,

Солнце сияет уже два дня, и Факсос превратился в рай. От красок здесь захватывает дух: море переливчато-синее, трава мятно-зеленая, а дикие цветы разбросаны по склону холма, как живые конфетти.

Что-то произошло с моим телом. Оно чувствует себя вольнее, как будто вырвалось на свободу и парит.

Я ходил в мастерскую сновидения в 7 часов утра. Координатор – милая американка, снотерапевт по имени Клара. Я рассказал ей о своем сне, который мне снится постоянно: я пытаюсь вилкой наколоть последнюю горошину, оставшуюся у меня на обеденной тарелке. Сколько бы я ни пытался, никак не удается пронзить зубцами плоть горошины.

Много лет подряд после сна о горошине я просыпаюсь фрустрированным и голодным.

Клара посоветовала мне рассмотреть этот сон с точки зрения горошины. Я очень сильно постарался это сделать и, позднее обсуждая это с Кларой, понял, что я, Адриан Моул, и есть горошина, а вилка являет СМЕРТЬ.

Клара сказала, что мой сон о горошине показывает, что я боюсь умереть.

Но кто же станет стремиться к смерти? Я не знаю ни одного человека, который от такой перспективы заскачет на одной ножке.

Клара объяснила, что я патологически боюсь смерти.

А что ты думаешь о смерти, Жожо?