Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (2007)

— Прошу вас понять меня, сэр, — сказал Лэтем, нагнувшись вперед. — Пять недель и четыре дня тому назад моему брату предстояло вступить в контакт с его связным в Мюнхене. Это было специально оговорено, не приблизительно, а точно: весь план разработан в пределах двенадцати часов плюс несколько минут. Трехгодичная, сугубо секретная, чрезвычайно рискованная операция подходила к концу, финиш близился, переброска брата в Штаты была подготовлена. Когда прошла неделя, а от него мы не получили никаких сообщений, я вылетел в Вашингтон и стал просматривать всю существующую у нас информацию об операции, которую проводил Гарри — это мой брат, Гарри Лэтем. По той или иной причине, вероятно, потому, что это была старая запись, я запомнил эпизод у театра «Лисеум». Вы удивились, как это вообще попало в картотеку. Знаменитым актерам и актрисам часто докучают обожатели, поклонники — мы без конца читаем об этом.

— Кажется, именно об этом я и сказал, — перебил его Виллье. — Это явление, сопутствующее нашей профессии и в основном безобидное.

— Я тоже так считал, сэр. Тогда почему же этот случай был занесен в картотеку?

— И вы нашли ответ?

— Не совсем, но понял, что следует найти Жоделя. Приехав в Париж две недели назад, я искал его повсюду, во всех закоулках Монпарнаса, во всех трущобах.

— Зачем? — спросила Жизель. — Что вас к этому привело? И прежде всего — почему имя моего мужа оказалось в картотеке Вашингтона?

— Я спрашивал себя об этом, миссис Виллье. Поэтому, находясь в Вашингтоне, я разыскал бывшего посла, работавшего с прежней администрацией, и спросил его. Ведь информация не могла быть направлена в разведку без его ведома.

— И что же сказал мой старый друг посол? — не без иронии полюбопытствовал Брессар.

— Мы обязаны этой информацией его жене...

— О! — воскликнул дипломат. — Тогда к этому и впрямь стоило прислушаться: Послом-то следовало быть ей. Она гораздо умнее и осведомленнее. Она, видите ли, врач.

— Да, я разговаривал с ней. Помимо всего прочего она страстная театралка. И всегда сидит в одном из трех первых рядов.

— Далеко не лучшие места, — снисходительно заметил актер. — Оттуда виден крупный план, но перспектива теряется. Прошу прощения, продолжайте. Что же она сказала?

— Она обратила внимание на ваши глаза, мистер Виллье. И на глаза Жоделя, когда он остановил посла и ее, начав истерически кричать. «Глаза у них синие, — сказала она, — и вместе с тем удивительно светлые, что необычно для синеглазых людей». И дама эта подумала, что в безумных речах старика может таиться правда, поскольку такой необычный цвет глаз передается лишь генетически. Она считала свой вывод спорным, но заслуживающим внимания. А она, как сказал Анри, — врач.

— Значит, ваши предположения подтвердились. — Жан-Пьер задумчиво кивнул.

— Когда в телевизионных «Новостях» сообщили, что неизвестный старик застрелился в Театре, крикнув, что вы — его сын, я понял, что нашел Жоделя.

— Вы нашли не его, мистер Лэтем. Вы нашли его сына, который не знал отца. Так чего же вы достигли? Я почти ничего не могу добавить к тому, что вам уже известно и о чем сам я узнал лишь сегодня от родителей. Они рассказали мне, что Жодель участвовал в Сопротивлении, а до того пел в Парижской опере. Немцы схватили его и отправили в концлагерь, откуда, как полагали, он не вернулся. А Жодель, оказывается, вернулся, но в таком виде, что почел за лучшее не объявляться. — Промолчав, актер грустно и задумчиво добавил: — Он позволил мне наслаждаться жизнью, тогда как себе отказал даже в достойной жизни.

— Должно быть, он очень любил тебя, дорогой, — сказала Жизель. — Но сколько же горя и мук он претерпел!

— Мои приёмные родители искали его. Они так старались его найти — его можно было бы вылечить. Боже, какая трагическая судьба! — Жан-Пьер бросил взгляд на американца. — Итак, мсье: что же я могу вам сказать? Я не могу помочь ни вам, ни себе.