Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (2007)

— Нет, нет -прервала его Карин. — Или, пожалуй, все же надо сказать — да, но я имела в виду не то, что мы сегодня видели. Я была уверена, что он жив, думала, он переметнулся и участвует в нацистском движении по своей воле или по принуждению — но не так!

— А как, ты полагала?

— Я о многом передумала, пытаясь найти объяснение. До распада Восточного Берлина я ушла от него, сказав, что между нами все кончено, если он не разберется со своей жизнью. Спиртное никогда не создавало ему проблем, выпив, он становился лишь приятней, великодушней, забавней. Потом он вдруг резко изменился — стал жутко оскорблять, ударил меня, швырнул об стенку. Он не признавался, но его явно тянуло к наркотикам, а это шло вразрез со всеми его принципами.

— Что ты имеешь в виду?

— Он верил в себя, нравилсясебе. Выпить время от времени было лишь редким развлечением, а не пристрастием. Иначе бы твой брат этого не потерпел — из личных и профессиональных соображений.

— Это точно, — согласился Дру. — Гарри любил хорошее вино и отличное бренди, но терпеть не мог тех, кто упивается до потери сознания. Я тоже, если уж на то пошло.

— Об этом я и говорю. Фредди, кроме того, ужасало все, что меняло его как личность, пусть даже ненадолго. И все же он изменился, причем резко. Стал загадкой — то делался монстром, то каялся. Потом однажды ночью в Амстердаме, когда я почти убедила себя в правоте Гарри, утверждавшего, будто Фредерик мертв, по телефону на меня обрушился шквал непристойностей. Так развлекаются подростки, выпендриваясь перед друзьями, — меняют голос, говорят фальцетом или через бумагу. Это были скабрезные сексуальные предложения и оскорбления, и я уже собиралась положить трубку, когда меня поразила знакомая фраза. Эти слова я слышала раньше — от Фредди!Я закричала: «Боже, это ты, Фредди?!»... До сих пор слышу его жуткий вопль в ответ. Тогда я и поняла, что была права, а Гарри нет.

— То, что мы видели сегодня вечером, — проявление того самого монстра, — сказал Дру. — Интересно, он еще принимает наркотики?

— Понятия не имею. Может, пригласить психиатра посмотреть пленку, отснятую лейтенантом Энтони?

— Самому не терпится посмотреть. Эта пленка может стать золотой жилой... Карин, что знает Витковски?

— Понятия не имею. Он лишь сказал, есть вопросы без ответов из прошлого. Не знаю, что он под этим подразумевал.

— Давай спросим. — Лэтем повернулся и обратился к полковнику, сидевшему с двумя коммандос на планшире по правому борту. — Стэнли, можно тебя на минутку?

— Конечно.

Полковник прошел по палубе и встал между Дру и Карин.

— Стош, ты знал о том, что произошло сегодня вечером, гораздо больше, чем сказал нам обоим, не так ли?

— Нет, не знал, лишь предполагал. Одним из любимых персонажей Фредди де Фриса, когда он шел на задание, был священник, и, Бог свидетель, он светлее, чем Мэрилин Монро, когда не красил волосы. Когда капитан описывал белокурого священника под метр восемьдесят, я стоял рядом с вами, Карин, и видел, как вы напряглись. И я вдруг догадался.

— Это не объясняет, почему ты вообще мог заподозрить, что там окажется ее муж, — сказал Лэтем.

— Ну тогда вернемся на несколько лет назад. Когда в Г-2 сообщили о смерти Фредерика де Фриса от рук Штази, были там нестыковки — почему, например, они так детально зафиксировали его «допросы» и смерть. Это показалось странным, очень странным. Как правило, подобные откровения прятали подальше: сработали уроки концлагерей.

— Это и меня в первую очередь поразило, — согласилась Карин. — Гарри тоже, но он приписал это менталитету фанатиков из Штази, знающих, что скоро потеряют власть, все потеряют. Я сомневалась еще и потому, что Фредерик часто говорил о Штази — какими они могут быть извергами, какими изворотливыми, но у них, однако, слишком шаткое положение. А такие люди не подписывают себе приговор своими собственными словами.

— И что сказал брат, когда ты ему обо всем поведала?