Тривейн - Ладлэм Роберт (1995)

"Он ведь куда лучше всех этих завсегдатаев бара, пусть каждый знает! И поскольку он лучше, то и этот паршивый бармен ведет себя с ним по-особому: внимательно и с уважением. Хотя как иначе должен вести себя бармен, черт побери? Вокруг слонялись какие-то паршивые типы, но с ним они держались почтительно. Годдард заказал выпивку и для них тоже. Правда, сделал это отчасти вынужденно: бармен сказал, что нечем разменять стодолларовую бумажку.

Он намекнул бармену, что не прочь провести время с женщиной. А лучше с молодой девушкой. И хорошо бы с пышной грудью и стройными ножками. Да, конечно, с девушкой: зачем ему смотреть на обвисшую женскую грудь и слушать гнусавый, вечно на что-то жалующийся голос. Девушка же обычно щебечет о чем-то легко, беззаботно — если, конечно, вообще открывает рот.

И паршивый бармен в каком-то паршивом переднике тут же нашел для него несколько таких красоток. Он привел всех их к Годдарду — пусть сам выбирает. Годдард выбрал самую смелую: ту, что, расстегнув блузку, продемонстрировала ему свою восхитительную грудь. Просто выставила себя напоказ, да еще при этом хихикая.

Когда же девушка заговорила, то голос ее оказался мягким и мелодичным.

Ей очень были нужны деньги, и поскорее. Годдард не стал выяснять почему. Она сказала, что, как только получит их, тут же успокоится и подарит ему наслаждение, которое он будет помнить всю жизнь.

Если он даст ей денег, она отведет его в прекрасный дом на окраине Вашингтона, где он сможет остаться столько, сколько захочет, и где никто его не побеспокоит. Там есть и другие девушки — столь же обворожительные и с такой же пышной грудью... Да много чего еще.

Она села с ним рядом и провела рукой между его ног, а потом рука ее поползла выше, выше... Его жена никогда, никогда не дарила ему ничего подобного. И этот мягкий голос... Ничего общего с вечно раздраженным, полным ненависти ворчанием жены, с которым он мирится вот уже двадцать пять лет... И никаких жалоб, только тихая мольба...

Он согласился и показал ей деньги. Не дал, показал только, в конце концов, недаром же он важная шишка в системе «Дженис»!

Но прежде чем уйти с пышногрудой девушкой, ему нужно было кое-что купить. Паршивый бармен, услышав просьбу, слегка заколебался, но как только Годдард показал ему вторую стодолларовую бумажку, нерешительность его исчезла.

Старый, викторианского стиля дом оказался именно таким, как обещала девушка. Его провели в номер. Он сам нес портфели, не позволяя никому до них дотронуться.

Девушка действительно успокоилась и действительно пришла к Годдарду. Когда же все кончилось, когда он взорвался в блаженстве, напрочь забытом за прошедшую четверть века, она тихо удалилась: пусть он отдохнет.

Теперь Годдард уже отдохнул. Сидя на кровати, еще хранящей следы блаженства, он смотрел на стол, где один на другом громоздились портфели. Голый, в одних носках, он подошел к столу. Он точно помнил, в каком из портфелей его покупка, сделанная в паршивом баре: во втором сверху. Сняв первый портфель, Годдард положил его на пол и открыл второй.

На стопах документов и перфокарт лежал пистолет.

Глава 53

Итак, началось.

Эта обреченная земля, этот Армагеддон, грозящий всей планете, этот остров проклятых, где жадность вскармливает самое себя до тех пор, пока величайшее добро не превращается в величайшее зло. Поскольку сама эта земля принадлежит проклятым, обреченным.

Вообще умопомешательство внезапно стало шокирующе очевидным в едином акте ужаса.

Эндрю Тривейн сидел в гостиной за столом, против огромного окна, выходящего на воду. Его била дрожь. Лучи утреннего солнца, отражаясь на ровной поверхности океана, слепя и заливая светом все вокруг, вовсе не предвещали славу дня, напротив — наводили на мысли о чем-то ужасном. Казалось, это вспышки молний, сталкиваясь над горизонтом, рассыпаются в прах, крошатся и пробиваются сквозь солнечный свет.

Вечный ад...