Тривейн - Ладлэм Роберт (1995)

— Я только что провел несколько веселеньких минут с почтенным господином председателем, разъезжая в его машине вокруг квартала... Мне надо срочно связаться с Уолтером!

Тривейн подошел к телефону и взял трубку.

— Объясни же мне, Бога ради, что случилось?

Тривейн сделал жене знак подождать. Пока он набили номер, она подошла к окну, вглядываясь в залитый огнями город.

Беседа с женою Мэдисона ничего не дала: Тривейн знал по опыту, что не стоит полагаться на сказанное ею после семи вечера. Дав отбой, он позвонил в аэропорт Ла-Гардиа, куда должен был прилететь адвокат, и попросил клерка срочно связать его с ним.

— Если не позвонит через час, придется снова звонить домой... Его самолет прилетает в Нью-Йорк в десять с чем-то...

— Так что же все-таки случилось? — Филис видела, что муж не просто зол, но расстроен, а он не часто бывал расстроен.

— Джиллет поразил меня своими домыслами. Он, видишь ли, считает, что моя самоуверенность не имеет ничего общего с интересами страны! Он также уверен в том, что я скрываю от них какую-то информацию... Помимо всего прочего, он обозвал меня болваном!

— Кто это сказал?

— Джиллет! — Тривейн снял пиджак и повесил на кресло. — По-своему он, может, и прав, но, с другой стороны, я знаю чертовски точно, что я прав! Вполне возможно, что он самый честный человек в конгрессе, но это вовсе не значит, что все конгрессмены, столь же благородны! Он может этого хотеть, но это вовсе не означает, что так оно и есть на самом деле! В довершение всего Джиллет заявил, что завтра соберет сенат и добьется пересмотра сегодняшнего решения.

— И он может это сделать? Ведь они уже согласились!

— Думаю, да... Скажет, что открылись новые факты или что-нибудь в этом роде... Уверен, он может это сделать.

— Но ведь ты добился их согласия работать с тобой?

— Да, и оно подтверждено документально... Завтра Уэбстер вручит мне копию... Но это все не то!

— Насколько я понимаю, Джиллет что-то подозревает?

— Да они все подозревают! — рассмеялся Тривейн. — Видела бы ты их лица! Они словно бумаги наглотались... Да, уж эти отведут душу, случись все так, как обещал Джиллет! И если Джиллет скажет им, что я утаил какую-то информацию, для них это — бальзам на раны...

— Ну а ты что собираешься делать?

— Во-первых, принять все меры предосторожности в дэнфортском офисе. Правда, может быть, уже поздно... Конечно, я могу справиться и сам, но, думаю, Уолтеру это удастся лучше... И еще мне важно знать, могу ли я завтра уехать и как далеко, чтобы меня потом не разыскивали судом?

— Энди, мне кажется, тебе надо рассказать им о том, что случилось в отеле!

— Нет, никогда.

— Ты воспринимаешь все ближе к сердцу, чем я. Ну, сколько раз говорить: меня это не смущает. Грязь ко мне не прилипнет... Ничего не случилось!

— Это было мерзко...

— Да, мерзко... Так ведь мерзости случаются каждый день. Ты думаешь, что защищаешь меня, а я не желаю подобной защиты!

Филис подошла к столику, на который положила журнал, и, обдумывая каждое слово, сказала:

— Ты не думал о том, что лучшей защитой для меня будет правда, рассказ о том, что случилось, в газетах?

— Думал, но всякий раз отказывался от этого... Ведь можно навести их на мысль... Знаешь, как похищение детей...

— Хорошо, — сказала Филис. Продолжать разговор не имело смысла: Энди не любил бесед на эту тему. — В таком случае пошли их завтра всех к черту!

Она замолчала, и Тривейн не мог не заметить того выражения боли и горечи, которое словно тень пробежало по ее лицу. Он знал, что, несмотря ни на что, она считала себя ответственной за случившееся. Он подошел к жене, обнял ее.

— А ведь мы не любим Вашингтон, — сказал он. — Помнишь, в наш последний приезд сюда мы еле-еле дождались уик-энда? Искали малейший предлог, чтобы поскорее вернуться в Барнгет...