11.20. Слава богу! Ко мне только что зашла Шерон, и мы решили, что лучше всего будет просто вырезать кусок с пятном: материя платья такая плотная, жесткая и гладкая, что лак ее не пропитал и не попал на подкладку, а она того же цвета, к тому же я вообще могу держать в руках букет прямо перед дырой.

Да, наверняка нормально получится. Никто и не заметит. Можно даже решить, что это задумка дизайнера. Как будто все платье – часть огромного куска кружева.

Отлично. Спокойствие и уравновешенность. Дырка на платье не повод для беспокойства, это сегодня, к счастью, не главное. Все пройдет спокойно и без эксцессов. Шерон вчера вечером сильно перебрала. Надеюсь, сегодня она будет нормально себя чувствовать.

Через некоторое время. О господи. В церковь пришла опоздав всего на двадцать минут и сразу стала искать глазами Марка. Уже по затылку его было видно, что он очень напряжен. А когда заиграл орган, он обернулся и увидел меня. Мне показалось, он сейчас расхохочется. Ничего удивительного. Одета я хоть и не диваном, но все равно ужасно: смахиваю на огромный грибдождевик.

Мы величественно начали движение к алтарю. Господи, ну и видок был у Шерон. На лице у нее застыло выражение напряженной сосредоточенности: она очень старалась, чтобы никто не заметил, что у нее похмелье. Шли мы бесконечно долго, в церкви играла музыка, под которую так и подмывало спеть:

Вот невеста идет

Толстая, как торт:

Качается, шатается, едва не упадет.

За что мне это, за что?

– Бриджит, – шепнула мне Шерон. – На ноги себе посмотри.

Я опустила глаза вниз. К каблуку моей атласной туфельки прицепился сиреневый с меховой оторочкой лифчик Шерон. Сначала я решила стряхнуть его с ноги, но тогда он всю церемонию валялся бы в проходе на всеобщем обозрении. Тогда я стала подпрыгивать, пытаясь запихнуть его под длинный подол платья – безрезультатно. Добравшись до алтаря, с облегчением подняла лифчик и, пока играл гимн, скомкала его и спрятала за букетом. Поганец Ричард выглядел великолепно. Держался с большим достоинством. На нем был обычный костюм, что приятно. А то наряжаются в идиотские сюртуки, точно участники хора из мюзикла «Оливер», которые поют «Кто купит это чудное утро?» и отплясывают, высоко вскидывая ноги.

Очень скоро стало понятно, что Джуд совершила катастрофическую ошибку, позволив гостям привести в церковь маленьких детей. Как только началась главная часть церемонии, с одной из задних скамей послышался плач младенца. Плач экстра-класса: после первых вскриков ребенок замолкает, собираясь с силами – так бывает, когда после вспышек молнии проходит несколько секунд, прежде чем послышится гром, – и затем раздается оглушительный рев. Современные мамаши – это что-то! Обернувшись, я увидела, что мама этого ребенка как ни в чем не бывало качает его на руках и закатывает глаза, будто бы говоря: «Ах, ну что поделаешь!» Ей и в голову не пришло, что лучше бы унести ребенка из церкви, дабы присутствующие имели возможность услышать, как Джуд с Поганцем Ричардом дают обет навеки соединить свои души. Взгляд мой привлекли знакомые светлые волосы: Ребекка. На ней был идеально сидящий светло-серый костюм. Вытягивая шею, она смотрела в направлении Марка. Рядом с ней с хмуроватым видом сидел Джайлз Бенвик, держа в руках подарок в упаковке с амурчиками.

– Ричард Уилфред Альберт Пол… – звучно заговорил викарий. Я и понятия не имела, что у Поганца Ричарда столько имен. Вот родителям делать нечего было.

– Обещаешь ли ты любить ее, заботиться о ней…

М-м-м-м. Нравятся мне свадьбы. Оч. волнующе.

– …оберегать и поддерживать ее…

Бум! В проход вылетел футбольный мяч и покатился прямо к Джуд.

– …в горе и в радости…

Два маленьких мальчика, одетые, Богом клянусь, в туфли для степа, соскочили со скамьи и ринулись за мячом.

– …пока смерть не разлучит вас…