Источник - Джеймс А. Миченер (1965, 1993)

Однако отец умер до того, как смог привести свой народ к новому пониманию религии, символом которой был Иерусалим, а пришедшим ему на смену священникам в Макоре не хватало его кругозора, и они лишь ревностно цеплялись за свои блага и прерогативы. И Керит маялась непреходящей тоской по Иерусалиму отчасти и потому, что унаследовала отцовские качества. Но если бы ее попросили изложить одну простую причину, по которой она мечтает о царском городе, она бы честно сказала:

– Потому что в этом городе Яхве объявит о себе.

Ее мечты резко противоречили желаниям мужа. Да, он может отправиться в Иерусалим, но только в том случае, если сможет заняться строительством в этом городе. Из-за любви к Керит он был готов помочь ей обрести предмет ее страстных желаний, но с трудом понимал эту увлеченность Яхве. Как человек из рода Ура, он знал, что землей Макора правит Баал. Удоду хотелось и дальше строить здесь, в этих местах, откуда были родом все его предки. Все остальное, кроме его работы, было для него не важно, и, как хороший строитель, он ценил лишь плоды своих трудов, не очень интересуясь их предназначением. С таким же удовольствием, с каким он перестраивал маленький храм в Макоре, Удод возводил и новый лагерь для рабов, и эта последняя работа нравилась ему больше всего, поскольку продлевала жизнь рабов, а это ему было нужно.

Так что Яхбаал-строитель, не отвергающий Баала, и Керит, полная мистической преданности Яхве, пришли наконец к своему дому в конце улицы. В ходе долгой истории Макора в его стенах не раз повторялось такое противостояние, когда было необходимо сделать сознательный выбор между богами. Как и многие, кому приходилось принимать окончательное решение, каким богам они будут поклоняться и каким образом, они уходили от прямого разговора, надеясь, что время само разберется с этой проблемой и примет за них решение… Керит начала разговор, что вот, мол, когда прибудет военачальник Амрам… но Удод не слушал ее. В воображении он уже строил планы. Он скатал кожаный свиток, собрал чертежные принадлежности и вернулся в лагерь рабов, где приказал группе своих людей сколотить стол, за которым они с моавитянином смогут работать все те решающие дни до приезда военачальника.

Пергамент был выделан из кожи теленка, с которой удалили грубый и жесткий волос, а потом размяли и выгладили. С помощью тростникового пера и чернил, сделанных из сажи, уксуса и оливкового масла, Удод набросал последние подробности системы водоснабжения. Мешаб обратил внимание, как он внимательно следил, чтобы диагональ шахты соответствовала направлению, которое определяли шесть флагов. И когда он спросил почему, Удод показал на план:

– Таким образом мы сможем проложить туннель.

Больше он ничего не сказал и принялся выдавливать в табличках из мягкой глины чертежи разных работ, которые необходимо было сделать. Когда с ними было покончено, Мешаб положил их в печь для обжига, чтобы они приняли неизменную форму. Вечером перед прибытием Амрама у них все было на руках: большой свиток пергамента, который военачальник, объясняя их замысел, сможет показать в Иерусалиме, и набор прочных табличек для руководства работами в Макоре.

Следующим утром, едва ли не последнего дня месяца зива, когда цветущие деревья превратили Галилею в звенящий сад, когда на фисташковых кустах распустились красные бутоны, а листья гранатов обрели нежно-зеленый цвет, военачальник Амрам со свитой подъехал к Макору из Мегиддо. Лошадей тут видели редко, и детишки помчались на дорогу поглазеть на гостей, а правитель ждал их у ворот с глиняными кувшинами вина и сосудами с холодной водой. Воины из свиты Амрама выливали их на себя и вытирались кусками ткани, которые принесли женщины из города. Среди них была и Керит. Она вызвалась прислуживать Амраму.