Обменявшись долгими и выразительными взглядами со снова застывшим в своей гордой позе Птицей Ночи, девочка неожиданным движением выскользнула из рук державшего ее за хрупкие плечи солдата и, приблизившись к полковнику Деванделлю, взглянула ему прямо в лицо вызывающим взором.

– Ты командир этого отряда? – спросила она резко. – Что хотят бледнолицые сделать с моим другом Птицей Ночи?

– Через полчаса его расстреляют! – ответил полковник.

Взор девушки загорелся гневом. Но сейчас же она перевела его на словно окаменевшее лицо пленника. Она глядела на него с глубокой тоской и жалостью.

Полковник тронул за плечо девочку, говоря:

– Ты дочь Левой Руки?

– Да! – коротко ответила, сжимая губы, пленница.

– Где твой отец?

– Спроси у него.

– К какому племени принадлежит твой спутник? Он сиу или арапах?

– Он воин. Вот и все, что я знаю.

Следивший за ходом допроса агент выругался.

– Это не люди, а дьяволы, – сказал он. – Можете пытать их огнем, и эту Ночную Птицу, и эту маленькую змейку, но вы будете только даром тратить время. Правды вы не добьетесь.

– Очень может быть. Но узнать, что же именно заставило этого краснокожего пытаться пробраться по Ущелью Могил, было бы очень важно для нас. Нет никаких сомнений, у него были очень серьезные причины предпринять такую рискованную попытку…

– Так-то так, да все равно вы из них слова не вытянете. Пора покончить. Молодца, конечно, вы прикажите расстрелять, а девчонку покуда задержим! – отозвался ворчливо агент, закуривая новую трубку с таким хладнокровием, как будто здесь не решалась участь по меньшей мере одного человеческого существа.

За долгую боевую жизнь полковнику Деванделлю приходилось не один раз отдавать приказание о расстреле какого-нибудь попавшегося в плен индейского разведчика, и он привык к этому упрощенному способу расправы с врагами. Но на этот раз какой-то внутренний голос протестовал против убийства безоружного, не оказывавшего никакого сопротивления молодого человека, почти мальчика. И старый солдат, словно борясь с самим собой, растерянно пробормотал:

– Расстрелять его… А если бы я сказал тебе, Джон, что я… я колеблюсь?

– Глупости! – отозвался агент хладнокровно. – Велика штука – покончить с краснокожей ядовитой змеей?! Неужели же вас в самом деле может интересовать участь какого-то индейца?

– Не знаю! – нерешительно ответил полковник. – В первый раз я чувствую себя в таком странном положении. Испытываю что-то непривычное. Не могу даже самому себе объяснить, что это. Но мне не хотелось бы расстреливать этого юношу.

– Да вы и не будете сами расстреливать! – цинично улыбнулся агент. – Вы просто махнете рукой, и это уже будет дело рядовых, которые, поверьте, жеманиться не станут! И, наконец, разве вы не знаете, что по законам войны вы, собственно говоря, не имеете права церемониться с такими господами. Это лазутчик, гонец бунтовщиков. Значит, разговор короток. Наконец, чтобы успокоить ваши нервы, предоставьте все это дело мне. Я уполномочен в известных случаях замещать вас. Вы просто на пять минут сдаете командование мне. Покуда я успею докурить эту трубку, индеец отправится туда, откуда никто еще не возвращался, по крайней мере, на моей памяти. А я с удовольствием посмотрю на маленькое представление…

Полковник обескураженно махнул рукой.

Птицу Ночи вывели из палатки Деванделля. Агент, безмятежно покуривая свою вонючую трубку, вышел следом.

Ярость бушевавшего с вечера урагана как будто улеглась. Дождь прекратился. Над окрестностями плыли волны тумана, и ветер, по-прежнему гнавший вверху тучи, словно нарочно, разорвал, разогнал их, дав возможность кроткой луне взглянуть на то, что готовилось свершиться на земле, только что обильно политой слезами неба.