Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

— Да, — просто и без малейшего колебания ответил Вольфганг. Глаза Вальтенберга сверкнули смертельной ненавистью, хотя признание не сказало ему ничего нового: ведь он слышал от самой Эрны, что она любила другого, и только думал, что ему следует искать этого другого среди теней. Теперь перед ним стоял его враг, живой человек, не способный на чистую, великую любовь, принесший такую девушку, как Эрна, в жертву мамону, и стоял с гордо поднятой головой, как будто не чувствовал надобности склоняться ни перед кем в мире. Это еще больше рассердило Эрнста.

— И, вероятно, ваша любовь зародилась не сегодня и не вчера? — спросил он. — Насколько я знаю, вы уже несколько лет были приняты в доме господина Нордгейма до моего возвращения в Европу и помолвки с баронессой Тургау.

— К крайнему моему прискорбию, я вынужден отказаться от объяснений, — ответил Вольфганг прежним ледяным тоном. — Я отвечу на каждый вопрос, на который вы имеете право, но экзаменовать себя не позволю.

— Еще бы! Вы плохо выдержали бы этот экзамен, будучи женихом Алисы Нордгейм!

Эльмгорст закусил губу — удар попал в больное место, но он сейчас же овладел собой.

— Прежде всего, я попрошу вас изменить тон. Я не терплю оскорблений, а от вас потерплю их меньше, чем от кого-либо другого.

— Не моя вина, если правда задевает вас за живое, — надменно сказал Эрнст. — Опровергните мои слова, и я готов взять их назад, до тех же пор позвольте мне иметь собственное мнение о человеке, который любит девушку или говорит, что любит, и в то же время сватается за богатую наследницу. Не можете же вы требовать от меня уважения к такому жалкому…

— Довольно! — остановил его Вольфганг, едва владея голосом. — Чтобы достичь вашей цели, нет надобности в бранных словах, я понимаю, что привело вас ко мне, и не стану уклоняться, но таких выражений не допущу: я у себя дома.

Эльмгорст стоял перед своим противником бледный, как смерть, но непреклонный; в нем было что-то импонирующее даже теперь, когда ему выражали вполне заслуженное презрение. С этой стороны он был недоступен, Эрнст с досадой чувствовал это.

— Вы говорите довольно гордым тоном! — сказал он с грубой насмешкой. — Жаль, что ваша невеста не слышит нашего разговора: может быть, в присутствии вы не держали бы себя с таким сознанием собственного достоинства.

— У меня нет больше невесты! — холодно объявил Вольфганг.

— Как?.. Что вы хотите сказать?

— Ничего. Я сообщаю только факт, чтобы показать, что ваше предположение, на основании которого вы меня оскорбляете, неверно, потому что я сам отказался от невесты.

— Но когда? Почему?

— В этом я не обязан давать вам отчет.

— А может быть, и обязаны, потому что, мне кажется, вы рассчитываете на мое великодушие. Но вы ошибаетесь! Я никогда не верну Эрне свободу, да и она сама, я знаю, никогда не станет просить меня об этом; она не такова, чтобы сегодня дать слово, а завтра взять его назад, и слишком горда для того, чтобы броситься на шею человеку, который предпочел деньги ее любви.

— Бросьте же, наконец, оружие, которое уже давно иступилось, — мрачно сказал Вольфганг. — Что можете знать вы, выросший среди богатства, никогда не терпевший нужды и не знавший искушений, что можете вы знать о борьбе и стремлениях человека, который во что бы то ни стало, хочет пробиться вперед, и о пылком честолюбии, стремящемся к великой цели! Я поддался искушению, да, но теперь опять свободен и смело могу смотреть в глаза вам с вашей кичливой добродетелью. Вы тоже не устояли бы, если бы жизнь отказала вам в счастье и наслаждении, вы — первый! Но еще вопрос, удалось ли бы вам, как мне, вернуться на правый путь, потому что, видит Бог, это нелегко.

В словах Эльмгорста чувствовалась такая подавляющая правда, что Эрнст промолчал. Но, вынужденный признать его правоту, он еще сильнее возненавидел человека, вышедшего победителем из самой трудной борьбы — борьбы с самим собой.