Давай отпразднуем развод - Лаура Дейв (2008)

Гвин смотрит на отражение в зеркале в ванной; сердце выпрыгивает из груди, бешено стучит в висках. Она делает еще одну затяжку, вздыхает, пытаясь успокоиться и сконцентрироваться. Позади. Самая трудная часть позади. Защитить их, защитить своих детей. Гвин думает, что у нее получилось и они купились на упрощенную версию истории. Гвин думает, что они на все купились. А почему нет? Почему им не принять все так, как им преподносят? Она же приняла. Уже давно. Здесь, в этой самой ванной, она сама купилась на эту версию. Гвин стояла у раковины, а Томас сидел на краю ванны и рассказывал, насколько серьезно увлекся буддизмом. Томас держал в руках брошюру в качестве письменного доказательства своих слов. Он ловил ее взгляд в отражении – оба искали друг друга взглядом. Даже тогда Гвин понимала: первый шаг к тому, чтобы их взгляды никогда не пересекались в реальной жизни, уже сделан.

– Я его теряю, – рассказывала Гвин Джилиан по телефону в конце той недели.

Ее сестра жила в Орегоне с безработным журналистом, который выращивал коноплю на заднем дворе. И даже в солнечные выходные журналист спал до двух часов дня и оставшуюся часть дня мечтал провести в кровати. Подумать только, Гвин когда-то переживала за сестру.

– Ты его не теряешь, – ответила тогда Джилиан. – У вас сложный период.

– Период? Не думаю. Решение поехать на сафари в Африку или вступить в книжный клуб может быть во время какого-нибудь периода. Но здесь дело касается религии. И, по словам Томаса, он может уезжать на сессии сразу на несколько недель. На несколько месяцев.

– У вас и до этого были трудные времена.

– Это так. Были. Но мы не исключение.

Когда дети были маленькими, когда Томас не мог найти свое место в жизни; когда он получил годовую стипендию в Неваде и Гвин чувствовала, что ею пренебрегают. И все же. В этот раз все было по-другому с самого начала. Впервые возникло ощущение, что они не вместе. Ощущение, что Томас намеренно пытается заставить ее это почувствовать.

Гвин еще раз затягивается косяком, чувствует, что мир вокруг становится несколько туманным. До этого она никогда не курила, ни в старших классах, ни в университете. Но когда началась вся эта ерунда с буддизмом, Джилиан прислала Гвин по почте небольшой запас марихуаны, спрятанной в маленьких наперстках под тарелкой с шоколадными кексами.

В случае если сложный период не закончится до его дня рождения, – написала она в записке. – В случае если до его дня рождения тебе нужно будет отпраздновать что-то другое.

Джилиан обещала, что к его дню рождения все закончится. На его шестидесятитрехлетие. По теории Джилиан, Томас вел себя так, как иногда поступают шестидесятитрехлетние. (Говорят, такое случается в шестьдесят пять, но на самом деле в шестьдесят три, уточнила она. Это день, когда им кажется, что есть еще время что-то изменить.) Он паниковал, искал, еще больше паниковал. И так как Гвин хотелось верить, что так и есть, она предложила пройти лечение, консультацию для супружеских пар. Гвин могла бы его понять. Но Томас был против. Лечения. Понимания.

– Это не просто неверие, – так он сказал. Так он ответил на ее вопрос. – Это тот, кто я сейчас. Мне хочется иметь новый смысл жизни.

Он не хотел помочь Гвин понять. Жизнь менялась кардинально, и она должна принять этот факт или – если ей кажется, что он превращается в незнакомца, – выбрать для себя что-то иное. В любом случае направление выбирал Томас.

Середины нет. Все просто и ясно. Или Гвин с ним, или нет. Предлагая такую формулировку, конечно, Томас не рассчитывал на то, что жена останется.