Раскаленный добела - Эндрюс Илона

Я вышла из гостиной. Корнелиус ждал меня. На нем был черный смокинг, который облегал его и подчеркивал привлекательное лицо. Он выглядел эффектно и элегантно, как человек, который принадлежит к миру платьев «за-пятнадцать-тысяч-долларов». Я почувствовала себя маленькой девочкой, играющей в переодевания.

Корнелиус предложил мне руку. Я опустила ладонь на его предплечье, и мы пошли по коридору к двери.

— Это словно поход на выпускной, — сказала я.

— Я на свой не ходил. А вы?

— Я ходила на выпускной в средней школе. Моего кавалера звали Ронни. Он вступил в морскую пехоту и двумя неделями позже должен был отправиться на службу. Он встретил меня порядком обдолбанным, и продолжил изменять мне с травкой весь вечер, ведь это был его последний шанс как следует оторваться. Мне это надоело, и я бросила его спустя полчаса, как мы туда добрались.

После этого я с радостью пропустила выпускной в старшей школе.

— Я обещаю вас не покидать, — заверил он.

— С вами, Августином и Роганом, я этого не опасаюсь.

Корнелиус распахнул передо мной дверь, и я ступила в ночь, где нас уже ожидали два лимузина. У одной из машин стоял Августин. Он также облачился в смокинг, и тот сидел на нем, как влитой. Мне понадобилась секунда, чтобы оторвать от него взгляд. Ничего себе.

— Невада, выглядишь отлично. Добрый вечер, Харрисон.

— Добрый вечер, — отозвался Корнелиус.

Водитель первого лимузина, высокая блондинка, вышла из машины и открыла перед ним дверь.

— Мистер Харрисон.

— Мы прибудем по отдельности? — спросила я.

— Да, — ответил Корнелиус. — Я поеду на лимузине своего Дома.

А я отправлюсь с Августином в качестве его сотрудницы. Тоже неплохо.

— Тогда увидимся на месте.

Его лимузин скрылся в ночи. Августин открыл для меня дверь, и я осторожно забралась внутрь.

Он закрыл дверь, обошел машину, сел рядом со мной и мы тронулись.

— Синяк — просто мастерский штрих, — сказал Августин.

— Вы оба сказали, что Барановский предпочитает уникальность.

— Все так и есть. Синяк притягивает взгляд. Вместе с платьем — это серьезно заявление. Ты заметила, что Роган пытался отговорить тебя от этой затеи?

— Да.

К чему он завел этот разговор?

— Роган, по своей сути, подросток, — сказал Августин. — Ведомый, опасный и расчетливый, но все же подросток.

Нет. Роган был совсем не таким. Он стремился сохранять контроль над своим окружением, своими людьми, и больше всего, над собой. Лишь в редких случаях его эмоции брали над ним верх, но проблеск его истинной природы был настолько мимолетным, что я все еще не могла его до конца понять. В нем не было ничего импульсивного.

— Подростки руководствуются своими эмоциями, — продолжил Августин.

И не говорите. Если бы только в моей жизни были подростки, с которыми бы мне приходилось иметь дело каждый божий день.

— Отбросить в сторону обязательства перед семьей и сбежать в армию — это поступок подростка, — сказал Августин. — Всего лишь способ демонстративно заявить, что ты не просил, чтобы тебя рожали.

Учитывая, что Рогану было девятнадцать, когда он вступил в армию, списывать это на подростковое бунтарство было не очень честно. Я наконец-то поняла, почему Роган стал солдатом. Он пытался избежать предопределенного пути всех Превосходных: учебы в колледже, получения ученой степени, работы на родителей, брака с партнером с правильными генами, и рождения не меньше двух, но не больше трех детей, чтобы обеспечить преемственность. Пути, которому сам Августин старательно следовал, лишь за исключением выбора супруги.