Побег - Кобрина Евгения

     – Из-за чего?

     – Из-за полнолуния и сегодняшнего праздника. Не знаю, как меня примет стая. Не хочу, чтобы Милли расстраивалась, если все станут шептаться и воротить глаза от нас.

     Бартон обнял жену и нежно прижал к себе:

     – Не волнуйся, никто не станет. Альфа ясно дал понять на сходе стаи, что это в прошлом. Тем более я же буду с тобой, чего тебе бояться? Я никому не позволю тебя обидеть.

     У Кэйтлин запершило в горле от его слов, он заботился о ней и утешал, а она подло его обманывала. Но девушка запретила себе об этом думать, в очередной раз мысленно сказав, это все это ради него и его семьи. Она повторяла себе эти слова всякий раз, когда чувство вины накатывало на неё, как волны на берег. Все две недели только это и спасало её от слез и мук совести. Всякий раз, когда Бартон был нежен, предусмотрителен, когда проявлял заботу, смешил её или расспрашивал о детстве; всякий раз, когда Дэрин бранила её по пустякам, учила уму разуму, а в тайне давала работу полегче, когда рассказывала о детстве внучки и племянника, когда делилась секретами ведения домашних дел; всякий раз, когда Милли хмурилась и смеялась, плакала и болтала без умолку, когда просила рассказать волшебную историю или взять с собою на пляж – всякий раз Кэйтлин повторяла себе: «Это все ради них!». Но ночью, после нежности и страсти Бартона, когда он засыпал, продолжая крепко обнимать её, эти слова уже не помогали, и чувство вины доводило Кэйтлин до горьких беззвучных рыданий. Она ужасно измучилась за эти две недели и была рада, что они наконец подходят к концу, и скоро все закончится. Так или иначе, но её ложь скоро прекратится.

     Бартон отстранился и посмотрел на жену:

     – Так что не думай о плохом. Заканчивай одеваться и спускайся, я подожду внизу, – мужчина нежно поцеловал Кэйтлин в губы и направился к двери, а у самого выхода обернулся: – И, пожалуйста, не заплетай волосы, оставь их распущенными, как мне нравится. 

     Девушка кивнула и улыбнулась. Мужчина вышел, а Кейтлин опустилась на кровать. Его нежность медленно убивала её, но она не станет об этом думать. Осталось так мало времени до решающего момента, и надо быть собранной и внимательной.

     Девушка заканчивала прическу, убирая пряди с лица назад, закручивая их в тугие жгуты, тогда как остальные волосы оставались распущенными и легкой волной покрывали плечи и спину. Дверь без стука открылась, и в комнату быстро вошла Милли с небольшой плетеной корзинкой в руках. Девочка направилась к кровати и, забравшись на неё, объявила цель своего вторжения:

     – Дэрин занята, складывает пироги. Она сказала, чтобы ты заплела мне косы.

     – Доброе утро, Милли, – поздоровалась Кэйтлин, закрепив последнюю прядь  своих волос.

     Девочка мгновенно опустила глаза, и легкий румянец покрыл её щеки:

     – Прости. Доброе утро, Кэйтлин. Как ты спала?

     – Спасибо, хорошо. А ты как, что тебе снилось? – спросила девушка и взяла у девочки из рук корзину, в которой та хранила все ленты, заколки и гребешки для волос.

     – Снилось озеро, я плавала вместе с желтыми рыбами, а потом взлетела и стала прыгать с облака на облако.

     – И ты не боялась упасть? – спросила Кэйтлин, принимаясь за работу.

     – Нет, это же сон, – сказала девочка таким тоном, как будто объясняла очевидное младенцу.

     – Да. Но ведь когда ты спала, ты же этого не знала.

     Милли пожала плечами и согласилась:

     – Да, не знала, но я все равно не боялась. А что снилось тебе?

     В последние две недели, если Кэйтлин и удавалось забыться тревожным сном, то он был без сновидений, и она была этому рада.

     – Ничего. Спала и ничего не снилось.