Мастера мозаики - Жорж Санд (1838)

– Что ещё выдумал! – пронзительным голосом завопил Джованни-Антонио Бьянкини, самый младший из троих братьев, тряся основание лестницы, на которой работал Доминик. – Я тебе покажу, что дылда не всегда означает – силач. Беспокоюсь я за шкуру Винченцо не больше, чем за твою, но, знаешь ли, не терплю бахвальства. А по-моему, с некоторых пор ты то с ним, то со мной говоришь непозволительным тоном.

Свирепый Доминик бросил на юного Антонио мрачный взгляд и несколько секунд молча раскачивался вместе с лестницей. Но, как только Антонио снова принялся растирать под портиком мастику, он спустился, сбросил фартук и берет, засучил рукава и приготовился к жестокой расправе.

Священник Альберто Дзио, тоже известный мастер мозаики, стоя в это время на лестнице, исправлял один из тимпанов[16] наружной двери, – он тотчас же поспешно сошёл вниз, собираясь разнять драчунов, а Винченцо Бьянкини, с молотком в руках, сломя голову выбежал из часовни, готовясь вступить в бой, – из злобы к Доминику, а не из сочувствия к Антонио.

Альберто Дзио тщетно пытался призвать их к христианским чувствам и наконец прибег к доводу, который почти всегда оказывал на них воздействие.

– Услышат братья Дзуккато вашу перебранку и обрадуются, – сказал он. – Вообразят, что благодаря своей кротости и доброму согласию работают лучше вас.

– Верно, – заметил Доминик Рыжий, снова надевая фартук. – Ссору закончим вечером, в кабачке. А сейчас нельзя давать оружие в руки врагам.

Двое других Бьянкини согласились с ним, и, пока они зачерпывали скребками свежую мастику, Альберто завязал с ними беседу, говоря:

– Вы неправы, дети мои, считая, что Дзуккато ваши враги. Они ваши соперники, вот и всё. Работают они иными способами, но ничуть не принижают достоинства вашей работы. Я даже частенько слышал, как их старший подмастерье Бартоломео Боцца говорил, что ваша «связка» лучше и что братья Дзуккато от души это признают.

– О Бартоломео Боцца говорить нечего, – заметил Винченцо Бьянкини, – он хороший работник и надёжный подмастерье; я готов предложить ему выгодную сделку и переманить его к себе. Но я и слышать не хочу о Дзуккато. Свет не видывал подобных пройдох! Если б их талант был равен их честолюбию, они бы устранили всех своих соперников. К счастью, их обуревает лень: старший тратит время на выдумывание невыполнимых сюжетов, а младший промышляет запрещёнными товарами в Сан-Филиппо и выручку тратит на пирушки с людьми более высокого звания.

– Легко бы закатилась звезда Дзуккато, несмотря на покровительство художников, – вставил завистливый Доминик, – если бы немного постараться.

– Как же так? – воскликнули его братья. – Если ты знаешь, каким образом их унизить, скажи, и мы простим тебе все твои проступки.

– Мне нет дела ни до вас, ни до них, – возразил Доминик, – я только говорю: можно доказать, что они обманом получают жалованье, ибо их работа никуда не годится, а следовательно, они крадут деньги у республики.

– Злой вы человек, мессер Доминик! – сурово молвил Альберто. – Не смейте так говорить о людях, пользующихся всеобщим уважением. Можно подумать, что вы завидуете их превосходству.

– Что ж, и завидую! – крикнул Доминик, топнув ногой. – Да и как не завидовать? Разве справедливо, что прокураторы[17] выдают им сто золотых дукатов в год, а нам всего тридцать, хотя мы работаем вот уж скоро десять лет над генеалогическим древом[18] Святой Девы? Говорю прямо, что братья Дзуккато и половины такой огромной работы не сделали бы за всю свою жизнь. Сколько месяцев им надо, чтобы выполнить полу одежды или детскую руку? Пусть за ними немного последят, тогда и увидят, во что обходится республике их дивный талант.

– Они работают медленнее вашего, правда, – отвечал священник, – но какое у них совершенство рисунка, какое богатство красок!