Последнее слово техники - Иэн Бэнкс (1990, 1991)

Я сплю, подумал он вдруг. Ты спал в самолете в тот вечер, и у тебя хватило времени, чтобы проснуться в темноте, увидеть пламя и начать понимать, прежде чем свет взорвался в твоей голове. После этого – боль. Но ты не видел, как земля надвигается/наплывает навстречу тебе, потому что было очень темно.

Когда он опять пришел в себя, все изменилось. Он чувствовал себя уязвимым и беззащитным. Глаза его открылись, и он попытался вспомнить, что это такое – видеть. Ему удалось разглядеть пыльные полосы света в коричневатом мраке, керамические кувшины около глинобитной или земляной стены, маленькое кострище в центре помещения, копья, стоящие у стены, другое оружие. Он напряг шею, чтобы поднять голову, и увидел кое-что еще – грубую деревянную раму, к которой был привязан.

Рама имела форму квадрата с двумя диагоналями. Он лежал на ней, совершенно голый, ноги и руки его были привязаны к углам рамы, стоявшей у стены под углом в сорок пять градусов. Его поясница была схвачена толстым ремнем из шкуры в точке пересечения диагоналей, а на всем теле виднелись следы крови и краски.

Он расслабил шею.

– О, черт, – услышал он свой хриплый голос.

Увиденное ему не понравилось.

Куда девались ребята из Культуры, черт бы ее драл? Почему они не спасали его – ведь это была их обязанность? Он делал за них грязную работу, а они приглядывали за ним. Такова была договоренность. Куда же они пропали?

Боль вернулась, словно старый друг, и теперь болело почти все. Он напрягал шею, и это отзывалось во всем теле. Тяжесть в голове (сотрясение?), разбитый нос, треснутые или сломанные ребра, одна сломанная рука, две сломанные ноги. Возможно, внутренние повреждения – внутри тоже все болело, и это было хуже всего. Он чувствовал, что распух и наполнился гноем.

«Черт, – подумал он, – может, я и вправду умираю».

Он повернул голову, сморщился (боль влилась в тело, словно некая защитная оболочка на коже дала трещину из-за этого движения) и посмотрел на веревки, которыми был привязан к раме. Растяжка – не способ лечения перелома, сказал он себе и коротко рассмеялся, потому что при первом же сокращении мышц живота ребра резко запульсировали, словно разогретые докрасна.

Он слышал что-то – далекие голоса людей, выкрикивающих что-то время от времени, детские вопли, звериный вой.

Он закрыл глаза, но ничего более отчетливого не услышал и снова открыл их. Стена была земляная; возможно, он находился под землей, потому что из стен торчали толстые отпиленные корни. Два столба прямого солнечного света – почти вертикальные, лишь слегка наклонные… время – около полудня, место – где-то вблизи экватора.

«Под землей», – подумал он и почувствовал приступ тошноты.

Здорово. Найти его будет непросто. Любопытно, шел ли самолет своим курсом, когда случилось крушение, и как далеко от места катастрофы его уволокли? Впрочем, беспокоиться на сей счет не имело никакого смысла.

Что еще он видит? Примитивные скамьи. Грубую, примятую подушку – словно кто-то сидел на ней лицом к нему. Он решил, что это был владелец руки, прикосновение которой он чувствовал, если все случилось на самом деле. В обложенном камнями круглом очаге, устроенном под одним из отверстий в крыше, не горел огонь. У стены стояли копья, там и сям было разбросано другое оружие. Небоевое – может, оно предназначалось для церемоний или для пыток. Тут он почувствовал отвратительный запах и понял, что это гангрена, и понял, что гангрена, видимо, поразила его самого.

Он снова начал соскальзывать в небытие, не зная, засыпает или теряет сознание, – но надеялся на один из этих исходов и призывал любой из них, потому что переносить реальность стало слишком тяжело. Потом появилась девушка с кувшином в руке и поставила свой сосуд, прежде чем взглянуть на него. Он попытался заговорить, но не смог. Может быть, он и не говорил ничего, хотя ему показалось, что он произнес «черт». Он посмотрел на девушку и попытался улыбнуться.

Та вышла.