Опытный кролик - Полковников Дмитрий

Попутно, с конца сорокового шла убойная компания по дезинформации руководства СССР с участием гендиректора Имперского министерства народного просвещения.

В феврале 41-го операция «Морской лев» превратилась в грандиозную мистификацию под кодовым названием «Ледокол». Панов не допустил и тени намека, как яхту назвали, так она и поплыла. Десант, скорый десант в Англию!

И на текущий день «кушать подано».

Берлин с утра шепчется: в Германию едет сам Сталин. Договариваться. Для торжественной встречи шьют красные флаги. Никаких претензий и обид от немцев. Наоборот: «Я-я, натюрлих. Госсфройншафт».

Лишь малая деталь омрачила советско-германскую дружбу. Наш резидент в Берлине, работающий под дипломатическим прикрытием, устроил в одном из ресторанов страшный скандал.

Красавец, армянин, не имевший ничего общего, по комплекции, с заболевшим «зеркальной» болезнью, братом, ковыряя вилкой котлету, нашел в ней только морковь. Но перед Амаяком Кобуловым не извинились, а попросили впредь уточнять заказ.

Повара ничего не напутали, когда принесли эрзацмясо!

[361]. А посылки с продуктами из оккупированных стран шли в рейх таким потоком, что скоро собирались вводить ограничение на их количество и вес.

— Что-то никаких приграничных сражений не припомню, — недолго подумав, пробормотал Елизаров.

— Не равняй нас с Польшей, потерявшей нюх и ощущение реальности. Не могло быть у панов честной разведки, только продажная. Вот и прошляпили немцев

[362]. А ведь на Берлин поход задумали, идиоты а? Только прошу, когда тут начнется, не суетись: мол, знал, предупреждал, меня не слушали. Быстро зеленкой лоб намажут, чтоб пуля в мозг инфекцию не занесла.

— На что намекаешь?

— Ну, если ты не путаешь контрразведку и контрабанду, дружески предостерегаю, не будь идиотом. Это я и про себя тоже, — комбат тяжело вздохнул. — Поиски виновных и наказание невиновных у нас почти национальная традиция. Кто виноват? Кто проспал начало войны? И, знаешь, что самое веселое: если кто-то будет прав, то его овиноватят больше всех. Почему не настаивал, не требовал, не убился сам, сука, об стенку, наконец. Так что, давай забудем про войну, начнем думать об очень крупной провокации. Михаил благодарно посмотрел на Ненашева. Действительно так лучше и на душе спокойнее.

— Хочешь сказать, что если от нас наверх пойдет правдивая информация, то мы же и станем виноватыми?

— А теперь объясни собеседнику-софисту, что за зверь такой «правдивая информация»?

— Ничего не понимаю, — разведчик наморщил нос. Действительно, Ненашев преднамеренно и сознательно обрушил с небес на землю всю его логику.

Ненашев вздохнул, а ведь немцы первые, кто вел такую масштабную информационную войну, прикрывая нашествие. Даже их плагиаторы стонали про «бактериологическое оружие, угрожающее цивилизованному миру» и «геноцид албанцев в Косове» не столь выразительно.

— Знаешь что такое «белый шум»? — пограничник вопросительно посмотрел на капитана, — Если нет возможности скрыть информацию, ее разбивают на мелкие кусочки. Каждый из них отдельно обволакивают слухами, плюс организуют факты

[363]. Противник не может трезво оценить ситуацию, путается и никому не доверяет. А чтобы понять, где правда, а где ложь нужно время, которого, к намеченной противником дате, все меньше и меньше.

— Считаешь, что немцы нас запутали?

— Я выразил мнение про политический зондаж. Наверху хотят разрубить клубок слухов одним ударом. Только зачем печать в газете, Геббельс промолчит и все.

— Неужели, все так далеко зашло?

— Если промолчит, то… закроем тему. Нужны подробности — пиши товарищу Сталину или товарищу Молотову.

Елизаров усмехнулся и покачал головой. Опять ушел Ненашев от прямого ответа.