Кабы не радуга - Борис Херсонский (2015)

Плевать. Я заведу в квадрат

твою страну, ее жильцов,

прах прадедов, тела отцов,

ошметки плоти – всех подряд,

мочащихся к стене,

я завлеку к себе в шатер

всю чистоту твоих сестер:

теперь она в цене.

Пускай растут в утробах их

мои солдаты. Пусть в живых

останутся они.

Пускай издохнут в родовых

мученьях матери. Взгляни —

их нет. Разрой своим мечом

песок. Не думай ни о чем.

Ложись со мной. Усни.

Но молча в раме золотой

ты катишь по траве пятой

подобие мяча,

лицом к толпе, склоняясь вбок,

под тканью выпятив лобок

и груди. Солнце из-за туч

шлет утренний багровый луч

на лезвие меча.

Войнушки

На убитом враге

на одной ноге

стоит дебил-ветеран.

Его голова

торчит, чуть жива,

а член скончался от ран.

Божье имя, поди,

из пустой груди

давно улетело, как вран.

Приветик, Оська! Глядь, впереди

клубится густой туман.

Друг, позарез четвертак, хоть роди!

Шарман, придержи карман!

В глубине двора

войнушки-игра,

калечит себя детвора.

Васька, гребаный в грот,

жует бутерброд,

на нем пузырится икра.

С надеждой глядит советский народ

на острие топора.

Есть еще время идти вперед

и силы кричать "Ура!".

"Удушающий аромат…"

Удушающий аромат

цветущих столетних лип,

лилово-малиново-алый закат.

Крик матери. Детский всхлип.

Черный с желтым китайский халат.

Отчим – тот еще тип.

Бронзовка летит на газон,

забирается в глубь цветка.

Начинается долгий дачный сезон.

Странно, что жизнь коротка.

Странно, она проходит как сон,

как мелькание мотылька.

Говорящий столб. Сообщение ТАСС.

В кастрюльке суп разогрет.

Рукомойник. Эмалированный таз,

поставленный на табурет.

Сколько раз тебе говорят! Сколько раз!

Сколько лет тебе, сколько лет?

И опять пластинка – щелчок, повтор,

повтор и опять щелчок.

Лоза цепляется за забор.

Мать собирает кудри в пучок.

Пластинка крутится до сих пор.

Летит золотой жучок.

"Жили совсем недавно Абрам и Сара…"

Жили совсем недавно Абрам и Сара.

Сара с кошелками возвращалась с базара.

Абрам сидел у окна и читал газету,

передовицу – как поклоняться Сету,

Осирису, Ра, Анубису или Изиде,

как сладко мумии спать в большой пирамиде.

В детстве он тоже мечтал стать мумией. Позже

он приобрел отвращение к черной высохшей коже,

золоченым маскам, расписным саркофагам.

Лучше остаться живым и работать завмагом.

Лучше играть в домино во дворе под сенью

огромного дуба, чем становиться тенью

самого себя, слышать Голос, видеть виденья.

Но Голос звучит, виденья перед глазами

стоят, зачем – не понимая сами.

Тот же Голос, который сказал "Изыди!".

Куда изыди? Правнуки – к той же Изиде,

в страну кирпичей и корзин, откуда

не выбраться, если не будет чуда.

Абрам берет нож, которым резали булку,

кричит в окно: "Исаак! Айда на прогулку!"

И уводит сына вверх по наклонному переулку.

"…Доколе облако не взяло Его из вида их…"

…Доколе облако не взяло Его из вида их