Кабы не радуга - Борис Херсонский (2015)

о финикийских стихах и греческой прозе.

Затонувшие корабли плывут по поверхности донной.

На ложе между колонн патрон играет с матроной,

рыбка прячется в тени за колонной.

Прячется за колонной, рыбьего глаза не сводит

со старика, который все не уходит.

Так и высохнет на берегу вместе с морем бывшим,

Атлантиду зачем-то в былые дни поглотившим,

вместе с маленькой рыбкой неясной породы.

Да, господа, потеплело в последние годы.

"Двор с деревянным поясом галереи…"

Двор с деревянным поясом галереи.

Мемориальная доска: "Здесь когда-то жили евреи".

Не бойся, мальчик, это были такие люди,

женщины носили в бюстгальтерах большие мягкие груди,

животы убирали в атласные грации с поясами,

их мужчины гуляли с карманными серебряными часами,

с брелоками на длинной цепочке поверх жилетки.

Целовались с женами, а от этого были детки

в розовых чепчиках и немецких колясках,

а к зиме они подрастали и катались на старых салазках.

Здесь жили прошлые люди, теперь здесь пришлые сбоку.

Тоже живут, слава Богу, тоже детки, нивроку.

Тоже жарят к обеду тугую мелкую рыбку.

В общем, живут и, следовательно, повторяют ту же ошибку.

"надувает мальчик иллюзию страхом смеется…"

надувает мальчик иллюзию страхом смеется

зубастая харя растет на прозрачной резине

весь ужас внутри а снаружи ноль никаких эмоций

вот хармс писал что сегодня продают в магазине

что дают и по скольку в руки и вбогадушу

мать-перемать глаз навыкате дырка навылет

построишь домик из кубиков я разрушу не струшу

вот писал мандельштам что не дышать и воздух выпит

ходят хищные слухи продираются сквозь кустарник

в школе учат считать утраты щелкают счеты

остальное неисчислимо у стоек барных

разливают и опрокидывают не бойся что ты

заладил что ты заладил все утрясется

лишь бы бог не забыл о собственном сыне

надувает мальчик иллюзию страхом смеется

зубастая харя растет на прозрачной резине

"При коммунистах здесь был спортивный зал…"

При коммунистах здесь был спортивный зал.

В алтаре – душевые и прочее. Справа – "М",

слева – "Ж". Потом секретарь горкома сказал,

что нужно убрать колокольню. Церковь стала совсем

неузнаваемой, плоской. Тогда же снесли барабан

с куполом. Долго чинили крышу. Иконостас

вывезли на трехтонке. Комсомолец водитель Иван

Федосеев привез иконы домой. Получилось, спас.

Вместе с тестем доски сгрузили и сложили в подвал.

"Не нужно возиться с дровами", – Иван говорил жене.

Каждый вечер он уходил с приятелем, выпивал.

Жена молилась и плакала в тишине.

Пришли румыны. Иван оказался гад, дезертир,

потом – полицай. Иконы вернулись в храм.

Супруги переселились в одну из еврейских квартир.

Каждое воскресение, по утрам

чинно, под руку, нарядные, шли вдвоем

к литургии. На ней был цветной платок.

Она преклоняла колени, когда пели "Тебе поем".

Вечером Ваня пил. И, упившись, бывал жесток.

Иногда выходили в кино ("Освобожденный труд"

теперь назывался "Камелия"), набирались греха.

При входе смотрела в землю, чтобы не видеть труп

повешенного заложника. Жизнь все же была неплоха.