Spqr iv. храм муз - Джон Мэддокс Робертс (2015)

– Ну, тогда, – тут она сделала приглашающий жест в сторону темного входа в гробницу, – мы могли бы скрепить нашу сделку вон там, даже если это не требуется по закону. Кажется, это древняя александрийская традиция.

Я не то чтобы чрезмерно разборчив или привередлив, однако сексуальная связь на скорую руку, да еще и на жестких и холодных камнях почему-то показалась мне малопривлекательным развлечением. А если учитывать, что Юлия находится в Александрии, и у нее просто сверхъестественное чутье на все, что касается других женщин… Я, конечно, и не думал, что моя невеста натравит на меня своего дядюшку Гая Юлия, но рисковать все же не имело смысла.

– Наша сделка зависит от того, насколько твои сведения соответствуют тому, что ты про них утверждаешь, – сказал я, – и мне бы не хотелось пользоваться своими нынешними преимуществами.

– Когда это римлянин отказывался воспользоваться своими преимуществами?! Впрочем, как тебе угодно, но ты многое теряешь. Могу спорить, ты никогда в жизни не был с настоящей афинской гетерой!

Это было истинной правдой, однако на меня никогда не производили впечатления рассказы об их образованности, красноречии и остроумии. Такого рода похвала наводила на мысль, что в ней упущено самое важное.

– В другой раз, может быть, – пообещал я. – Пошли, пора возвращаться в город.

И мы направились назад, прямо как очередная парочка, возвращающаяся после визита к своим покойникам. Я обнял Гипатию за плечи, а она обхватила меня рукой за пояс. Страж у ворот открыл нам калитку и получил за это еще одну монету.

– Если бы они устроили здесь платный проход, – заметил я, – Птолемей не был бы таким бедным.

До меня донесся музыкальный смех гетеры – и, видимо, это было еще одним из ее достоинств.

– Тебе нравится здесь, в Александрии? Ты доволен, что сюда приехал? – спросила она.

– Если не считать убийства греческого ученого и покушений на мою жизнь, да, нравится. Если у человека нет возможности поселиться в Риме, здесь ему самое место. А ты как здесь оказалась?

– Приехала в поисках новых возможностей. Я выросла и воспитывалась в доме Хризотемы, самой знаменитой афинской гетеры. Это была чудесная жизнь, насколько это возможно для жизни женщины в Афинах, но это мало о чем говорит. Наши мужчины не в состоянии должным образом оценить даже благородную женщину, они считают, что женщины ничуть не лучше рабынь, и это не доставляет ни удовольствия, ни удовлетворения – развлекать мужчин, которым хочется всего лишь некоторого разнообразия после привычных им мальчиков. Вот я и собрала кое-какие деньги и приехала в Александрию. А здесь, среди чужестранных послов, настоящая греческая гетера имеет весьма высокий статус, это марка высшей пробы, особенно если она афинянка. Я служила у ливийского, армянского, вифинийского и понтийского послов; у последнего я пребывала, еще когда Митридат был царем. А теперь вот служу послу Парфии.

– Никогда в жизни не встречал женщины со столь впечатляющими дипломатическими заслугами и верительными грамотами, – пробормотал я. – Но не могу тебя винить в том, что ты считаешь Рим более подходящим и более благоприятным для тебя местом.

– Да уж. У меня неблагодарная профессия. Женщина остается привлекательной, только пока она юна и красива. А когда красота увяла, она начинает катиться вниз все быстрее и быстрее. Я знавала женщин, которые всего за пару лет из высокооплачиваемой гетеры превращались в уличную порну, шлюху.

– Мир жесток, – согласно кивнул я.

– Но сейчас он выглядит получше, – заявила Гипатия. – Скажи-ка, ты уже бывал в «Дафне Александрийской»?

– Должен признаться, что придворные развлечения оказались для меня слишком утомительными, чтобы искать еще более утонченных или более энергичных в городе.