Поздний экспресс - Волкова Дарья (2012)

   Он омерзителен самому себе. Он даже и помыслить не мог, что позволит себе когда-нибудь такое. Что окажется способным на такое. Как это ни пафосно звучит - его не так воспитывали. Чтобы обидеть того, кто слабее тебя. Тем более - обидеть женщину. Да за такое его отец с тренером на пару, вдвоем бы отлупили. И поделом. Совершил насилие над тем, кто был слабее и не мог оказать ему сопротивления. Над женщиной. Нет, это все ужасно, но ведь и это еще не все. Он ЭТО сделал с Надей. С той, которую любил. Любит! Он на секунду представил, что бы сделал сам с тем, кто бы сотворил такое с Надей. Получается, ему надо избить самого себя.

   И главное, непонятно - как он дошел до этого? Что-то порвалось внутри, что-то лопнуло. И это вылилось вот в такое. Отвратительное, безобразное, страшное.

   Отключился чайник. Руки занять чем-то, потому что в голове - первозданный хаос, как при сотворении мира. Достал заварник, первую попавшуюся коробку с чаем. Пить чай из пакетиков у них в семье считался святотатством, и Вик перетащил эту привычку в самостоятельную жизнь. Насыпал, залил кипятком. В нос ударил запах земляники, Вик с удивлением посмотрел на жестянку в руке. "Ройбуш земляничный". Откуда у него дома такая экзотика? Впрочем, сейчас ему не до вкусовых изысков. Ройбуш - так ройбуш.

   Чай горячий, сладкий. Отчетливо пахнет клубникой, к которой примешивается запах его пальцев, отогретый паром от кружки. Ее аромат, перемешанный с ароматом клубники. Вик жмурится. Он не хочет мыть руки. Потому что этот запах позволяет ему хоть как-то цепляться за реальность произошедшего. Что после всего, что он с ней сотворил... Он чуть не умер там, на ней, когда осознал... И потом, вот тут, на кухне, стоял и умирал. А она вернулась к нему. Обняла, простила. И отдалась. Из рук едва не выпадает кружка - так он занят своими мыслями, горячий ройбуш течет по пальцам. Больно. Но по сравнению с тем, как было больно ей... И как было херово ему, когда он понял... Это ерунда.

   Он промаялся на кухне пару часов. Выпил чайник чая, заварил еще один, но уже не лезло. И чай внутрь не лез, и голова от мыслей просто пухла. И смертельно хотелось туда, к ней. К теплой, обнаженной. До боли хотелось, до натурального физического дискомфорта. Запретил себе. Он ей там больно сделал. Понятия не имел, что после этого нужно делать... и как там вообще, после такого. Может, ей месяц некомфортно будет. Или два. Из него совсем никудышный насильник, неопытный.

   И, несмотря на все это, он, как слабовольная тряпка, все-таки влез к ней под одеяло. Сначала хотел просто полежать рядом. Потом - рядом, но под одеялом. Потом придвинулся близко и перестал бороться с собой. Обнял, прижал к себе. Сразу стало так хорошо, что даже на эрекцию плевать. Теплая, спящая, родная. Он никому не позволит ее обижать и делать ей больно. В первую очередь - себе.

   Заснуть не мог долго. Лежал и слушал ее дыхание. Уговаривал себя, чтобы не смел даже пальцем шевельнуть. В конце концов, ему все-таки удалось задремать. Но очень ненадолго.

   _____________________

   Кто-то тихо дышит рядом. Она голая. Ей тепло и хорошо. Это были первые ощущения при пробуждении. Потом были и другие. А еще мысли и воспоминания.

   Бурный выдался вечер. Более чем. Интересно, сколько сейчас времени? Судя по ощущениям, ночь, - часа два. Поворачивается и понимает.

   Она голая, Витька крепко обнимает ее, совершенно одетый - рубашка, брюки. И вдруг именно это становится самым важным сейчас. Ей срочно необходимо исправить это крайне несправедливое статус-кво. И безумно хочется почувствовать его кожу под пальцами. И только это сейчас, в постели, в глухой ночной час, имеет значение.

   Вик проснулся на предпоследней пуговице. Перехватил ее руки.

   - Ты что делаешь? - голос спросонья хрипловат, но удивительно ясен.

   - Раздеваю тебя. Вик, тебе разве не говорили, что спать в уличной одежде - негигиенично?

   - Не надо!