Мистер Эндерби изнутри - Энтони Бёрджесс (1963)

— Никогда я не слышал более краткой и хорошей критики. — У него было грозовое ирландское лицо с двойным подбородком, хохлатые волосы и черная рубашка (экономия на стирке). Эндерби плохо смотрелся в своем повседневном поэтическом наряде, но этот мужчина представлял собой крепкого бродягу, спавшего в сарае, ободранного о кустарник. Усталые белые лица прочих гостей, — которые Эндерби видел, но смутно, — расплывались в усмешках. Сам сэр Джордж как бы внезапно устал. Слабо улыбнулся, нахмурился, в какой-то молчаливой радости открыл рот, нахмурился, сглотнул и non sequitur[28] сказал:

— Именно поэтому я с радостью вручаю нашему присутствующему здесь коллеге, певчей птице, э-э-э, Эндерби, золотую медаль Гудбая. — Эндерби поднялся под аплодисменты, достаточно громкие, чтоб заглушить три трескучие взрыва в кишках. — И чек, — продолжал сэр Джордж с тоской по поэтической бедности, — очень-очень маленький, но, надеюсь, способный на месяц-другой ослабить тиски. — Эндерби принял трофеи, обменялся рукопожатиями, притворными улыбками, потом снова сел.

— Спич, — потребовал кто-то.

Эндерби снова встал с более глухим взрывом и понял, что не уверен в протокольном вступлении. Сказать: «Господин председатель»? Существует ли председатель? Если председатель сэр Джордж, говорить ли еще что-нибудь, кроме «господин председатель»? Может, просто сказать: «Сэр Джордж, леди и джентльмены»? Но он заметил, что тут вроде присутствует кто-то с официальной поблескивавшей на груди цепью, притаившись в тени, мэр или лорд-мэр. Сказать: «Ваша милость»? И вовремя понял, что это какой-то лакей, ответственный за вино. Сдерживая ветры — нервные улыбки Эола, — он громко и четко сказал:

— Сент-Джордж. — Опять зарябили улыбки. — И дракон[29], — пришлось теперь добавить. — Британский кимвал, — продолжал Эндерби, с ужасом видя перед собой в каком-то неоновом свете глупейшую орфографическую ошибку. — Кимвал, неблагозвучно бряцающий медью, если мы не ясны. — Последовало одобрительное ерзанье ягодиц, шевеление плеч: Эндерби собирался быть кратким и юмористичным. И безнадежно сказал: — Как большинство из нас, или нет. Включая меня. — Увидел, что сэр Джордж нацелил на него все широкие лицевые отверстия, словно он, Эндерби, стоял на пути на каком-то помосте. — Ясность, — сказал он почти со слезами, — красное вино для йодлеров. Именно поэтому, — задохнулся он, ужасаясь самому себе, — я с чрезвычайной радостью возвращаю чек Сент-Джорджу на благотворительные цели. Он знает, что может сделать со своей золотой медалью. — Эндерби был готов умереть от шока и возмущения собственными словами, но его несло к заключительному убийственному моменту. — Сор повседневной трудовой жизни, — сказал он, — что наш коллега-певец Гудбай опроверг столь адекватно. И поэтому, — сказал он, возвращаясь в армию и рассуждая о Путях и Целях Британии, — мы ждем, когда мир выйдет из тьмы угнетения, из-под железной пяты со шпорой в виде свастики, чтобы она уже не попирала лик попранной свободы, и двинется к реальной демократии, справедливой оплате честного рабочего дня, к достойному медицинскому обслуживанию, к мирному существованию, голубем воспарившему в дни угасания старцев. С этой верой и надеждой пойдем вперед. — Эндерби обнаружил, что не может остановиться. — Вперед, — потребовал он, — к временам, когда мир выйдет из тьмы угнетения. — Сэр Джордж встал, засеменил к выходу. — Честный рабочий день, — слабо молвил Эндерби, — за справедливую дневную плату. Честная игра со всеми, — с сомнением пробормотал он. Сэр Джордж исчез. — Итак, — заключил погибший Эндерби, — я поведал вам истину.

Компания мгновенно раскололась. Двое мужчин гневно набросились на Эндерби.

— Если, — сказал Шем Макнамара, — вам не нужны эти чертовы деньги, могли бы хоть про других вспомнить. Включая меня, — передразнил он, неодобрительно дыхнув на Эндерби луком, ибо лук входил в каждое блюдо.

— Я не хотел, — объяснил Эндерби, чуть не плача. — Не знал, что говорю.

Издатель Эндерби сказал: