Дон Кихот - Мигель де Сервантес Сааведра

– Это будет суровее, чем поступил бы с ними сам автор их, – сказал Вивальдо. – Несправедливо и неразумно исполнить в точности волю того, кто приказывает что-либо противное рассудку. Весь мир предал бы порицанию Августа, если бы он согласился исполнить волю божественного мантуанского певца. Поэтому, господин Амброзио, удовлетворитесь тем, что предайте земле тело вашего друга, но не предавайте забвению его произведений. Если приказания даны человеком б возбужденном состоянии, то вам нет основания становиться его слепым орудием. Напротив, оставляя жить эти писания, вы увековечите тем жестокость Марселлы, чтобы она служила примером для будущего времени и чтобы люди остерегались впадать в подобные же пропасти. В самом деле, мы, все присутствующие здесь, знаем о любви вашего друга и его отчаянии; нам известны привязанность, соединявшая вас с ним, причина его смерти и распоряжения, оставленные им, прежде чем положить конец течению своих дней; и эта грустная история превосходно показывает всем величие его любви, жестокость Марселлы, вашу преданность в дружбе, а также и печальный конец, ожидающий всех, кто слепо предается гибельным соблазнам любви. Вчера вечером мы узнали о смерти Хризостома и о том, что его должны предать погребению в этом месте; и столько же из сочувствия, сколько из любопытства, мы свернули с дороги, чтобы посмотреть на того, рассказ о ком нас живо тронул. В вознаграждение за одушевляющее нас чувство, – увы! единственное, что мы можем предложить вам в несчастии, – мы просил вас, благоразумный Амброзио, – по крайней мере, я, с своей стороны, умоляю отказаться от сожжения этих рукописей и позволить мне взять некоторые из них.

И, не дожидаясь ответа, Вивальдо протянул руку и взял несколько ближайших к нему листов. На это Амброзио сказал ему:

– Из вежливости, господин, я согласен оставить у вас то, что вы взяли; но вы сильно бы ошиблись, если бы подумали, что я могу отказаться от сожжения остального.

Вивальдо, горя желанием узнать, что заключали эти бумаги, тотчас же развернул одну из них и прочитал ее заглавие: Песнь отчаяния. «Вот, – сказал Амброзио, услыхав это, – вот последние стихи, написанные несчастным, и чтобы все видели, до чего довели его страдания, прочитайте стихотворение вслух; вы успеете это сделать, пока кончат рыть могилу. – С удовольствием, – отвечал Вивальдо. Все присутствующие окружили его, так как все разделяли его любопытство, и он громко прочитал следующее:

ГЛАВА XIV

В которой приводятся и рассказываются другие неожиданные события

Песнь Хризостома

Когда, жестокая, ты хочешь, чтоб о дикой

Суровости твоей переходила

Молва из уст в уста и в род из рода,

То пусть сам ад груди моей печальной

Звук жалобный внушит и звуком этим

Заменит мой обычный голос.

И, моему желанью повинуясь

Все рассказать: и о моем страданье

И о твоих поступках злобы полных,

Пусть страшный крик из уст моих раздастся

И к моему жестокому страданью

Прибавятся минут последних муки.

Внемли ж не песни гармоничным звукам,

Но гулу смутному, который рвется

Из глубины груди моей скорбящей

На зло тебе, а мне на утешенье.

Пусть льва рычанье, волка вой свирепый,

Ужасное в лесу змеи шипенье,

Неведомых чудовищ крик ужасный,

Пророческое воронов вещанье,

Свист бурю подымающего ветра,

Быка предсмертное мычанье в цирке,

Стон жалобный покинутой голубки,

Совы в ночи таинственные крики

И вопль всей черной рати преисподней —

Пусть жалобе души моей все вторит

И все сольется в звук единый с звуком,

Который чувства возмутить все должен.

Чтоб рассказать правдиво о мученье,

Что сердце мне на части разрывает,

Нуждаюсь в новых я и сильных средствах.

Ни Того златоносного долины,

Ни сень оливковых лесов Бетиса