Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Верн Жюль Габриэль (2015)

Каждый занял свое обычное место: Бэлл – во главе каравана, доктор и Джонсон возле саней, наблюдая за их ходом и при случае помогая упряжным собакам, Гаттерас – в хвосте шествия. Он проверял направление, следя, чтобы шли друг за другом по прямой линии.

Продвигались довольно быстро, крепкий мороз выровнял, как бы разгладил поверхность снегов, санный путь установился и пять собак без труда везли груз, не превышавший девятисот фунтов. Однако люди быстро утомлялись и часто останавливались перевести дух.

К семи часам вечера из тумана выплыла большая красноватая луна. Льды заискрились под ее бледными лучами. Ледяное поле простиралось на северо-запад необозримой белой пеленой. Ни бугра, ни тороса. Эта часть моря, казалось, замерзла спокойно, точно какое-нибудь тихое озеро.

То была безбрежная пустыня, плоская и однообразная. Доктор поделился своими впечатлениями с Джонсоном.

– В самом деле, доктор, – сказал старый моряк, – это настоящая пустыня, но здесь мы не рискуем умереть от жажды.

– Это несомненное преимущество! – ответил доктор. – Но пустыне не видно конца, а это доказывает, что мы очень далеко от материка. Вообще близ берегов встречаются ледяные горы, однако здесь их не видно.

– Горизонт затянут туманом, – заметил Джонсон.

– Это так, но с самого начала пути мы идем по ровному ледяному полю, и впереди все такая же равнина.

– А знаете вы, доктор, что наша прогулка очень опасна? К этому как-то привыкаешь, не думаешь об этом, но мы ведь идем по ледяной коре над бездонной глубиной.

– Совершенно верно, мой друг, но мы не рискуем провалиться. При тридцати семи градусах мороза лед становится чрезвычайно прочным. Заметьте к тому же, что ледяная кора с каждым днем все утолщается, в полярных странах девять дней из десяти идет снег, и это в апреле, мае и даже июне, по моим расчетам, толщина ледяного поля достигает тридцати-сорока футов.

– Это очень утешает, – сказал Джонсон.

– Да, мы не похожи на конькобежцев на реке Серпентайн, которые каждый миг могут провалиться, катаясь по тонкому льду. Такая опасность нам не грозит.

– Известна ли сила сопротивления льда? – спросил старый моряк, всегда старавшийся чему-нибудь научиться у доктора.

– Конечно, известна! – отвечал Клоубонни. – В наше время научились измерять все на свете, кроме человеческого честолюбия! И в самом деле, разве не честолюбие влечет нас к Северному полюсу, которого человек стремится во что бы то ни стало достигнуть? Возвращаясь к нашей теме, я могу вам сказать следующее. При толщине в два дюйма лед выдерживает тяжесть человека, при трех с половиной дюймах – лошадь вместе с всадником, при пяти дюймах – восьмифунтовое орудие, при восьми дюймах – полевую артиллерию с лошадьми, а при десяти дюймах – целую армию! Там, где мы сейчас идем, можно было бы с успехом построить здание вроде ливерпульской таможни или лондонского парламента.

– Трудно даже представить себе такую прочность, – сказал Джонсон. – Вы только что сказали, доктор, что снег здесь идет девять дней из десяти. Это, конечно, так, и я не буду возражать. Но откуда же берется такая масса снега? Ведь замерзшие моря не могут производить такого громадного количества паров, из которых и состоят облака.

– Совершенно правильное замечание, Джонсон. По-моему, большая часть падающих здесь снегов и дождей состоит из воды морей умеренного пояса. Снежинка, которую вы видите, быть может, просто капля воды из какой-нибудь европейской реки, капля, которая поднялась в атмосферу в виде пара, вошла в состав облаков и упала на эти поля. Очень может быть, что, утоляя жажду этим снегом, мы пьем воду рек нашей родины.

– Возможно, что и так, – согласился Джонсон.

Разговор их был прерван окриком Гаттераса, указывавшего правильный путь. Туман сгущался, поэтому трудно было держаться прямого направления.