«Выйти утром подышать свежим воздухом, спуститься с корабля на лед – и с первого же шага провалиться в прорубь и против воли принять холодную ванну.

Отправиться на охоту, приблизиться к великолепному оленю, прицелиться, спустить курок и испытать ужасное разочарование, обнаружив, что порох на полке отсырел.

Пуститься в путь с куском свежего хлеба в кармане, почувствовать аппетит и убедиться, что хлеб замерз, стал как каменный и может искрошить вам зубы, между тем как последним ни за что не удастся искрошить хлеб.

Услыхав, что в виду корабля оказался волк, поспешно встать из-за стола и выйти наружу, а по возвращении убедиться, что обед ваш съеден другими.

Возвращаться с прогулки, предаваясь глубокомысленным и полезным размышлениям, и вдруг очутиться в объятиях медведя».

– Нам с вами, друзья мои, – сказал доктор, – ничего не стоит вообразить и другие невзгоды полярной жизни, но когда испытаешь подобные бедствия, рассказывать о них становится уже удовольствием.

– Честное слово, – сказал Алтамонт, – «Зимняя хроника» – преинтересная газета, и очень жаль, что мы не можем на нее подписаться.

– А что, если мы попробуем издавать собственную газету? – спросил Джонсон.

– Впятером-то? – воскликнул доктор. – Мы все пятеро были бы авторами, и, пожалуй, не оказалось бы читателей.

– Не оказалось бы и зрителей, если бы нам вздумалось давать представления, – заметил Алтамонт.

– Кстати, доктор, – сказал Джонсон, – расскажите нам что-нибудь о театре капитана Парри. Исполнялись ли там новейшие пьесы?

– Разумеется. Сначала были использованы два тома собраний драматических произведений, находившихся на корабле «Гекла», и представления давались по понедельникам, раз в две недели. Но потом, когда репертуар истощился, новоиспеченные драматурги принялись за дело, и сам Парри, по случаю Рождества, сочинил комедию на тему дня под названием, «Северо-Западный проход, или Конец путешествия», она имела огромный успех.

– Замечательное заглавие, – сказал Алтамонт, – но если бы мне пришлось заняться таким сюжетом, то, признаюсь, я не знал бы, как быть с развязкой.

– Ваша правда, – сказал Бэлл, – кто знает, чем все это кончится.

– Но зачем думать о последнем акте, если первые идут хорошо? – воскликнул доктор. – Предоставим все судьбе, друзья мои, будем как можно лучше исполнять свою роль, но так как развязка зависит от Творца Вселенной, то не будем сомневаться в его искусстве. Уж он знает, как нам помочь.

– Все это мы увидим во сне, – сказал Джонсон. – Уже поздно, пора и на боковую.

– Вы слишком торопитесь в постель, старина, – заметил доктор.

– Что поделаешь, доктор! Мне так уютно в постели! К тому же я всегда вижу приятные сны, мне снятся теплые страны, и, по правде сказать, одна половина моей жизни проходит под экватором, а другая – под полюсом.

– Черт возьми, – сказал Алтамонт, – какая у вас счастливая натура!

– Вот именно, – ответил Джонсон.

– В таком случае, – добавил доктор, – было бы грешно мучить милейшего Джонсона. Его ждет тропическое солнце. Идем спать.

Глава 11

Подозрительные следы

В ночь с 26 на 27 апреля погода переменилась. Температура значительно понизилась. Обитатели Дома доктора сразу обнаружили это по холоду, забиравшемуся к ним под одеяла. Алтамонт, дежуривший у печи, не скупился на дрова, желая поддержать в помещении температуру не ниже пятидесяти градусов[55].

Похолодание предвещало скорое окончание метели, что радовало доктора. Это означало, что начнутся привычные занятия, охота, экскурсии, обследование окрестных территорий, и кончится вынужденное безделье, которое способно испортить даже самый лучший характер.

На другой день доктор встал рано и, карабкаясь по ледяным уступам, взобрался на вершину утеса, где стоял маяк.

Ветер повернул к северу, воздух был прозрачен. Плотная белая скатерть снегов покрывала равнину.