Капут - Курцио Малапарте (1944)

– Правда? Вы смеетесь над ним? – спросил Сартори миролюбивым голосом. – Извините, Малапарте, мне кажется, вы не правы. Этот господин – очень порядочный человек, с ним следует обращаться так, как он того заслуживает.

Мы спокойно встали и вышли. Но, переступив порог, Сартори остановился и сказал:

– Мы забыли попрощаться. Вернемся?

– Э, нет, – ответил я, – пойдем лучше к начальнику жандармерии.

Начальник жандармерии предложил нам сигарету, любезно выслушал и сказал:

– Видимо, он уехал в Подул-Илоайе.

– В Подул-Илоайе? – спросил Сартори. – А что ему там делать?

Через пару дней после резни туда, в деревеньку в двадцати милях от Ясс, был отправлен состав с евреями: начальник полиции решил создать в Подул-Илоайе концентрационный лагерь. Состав был отправлен три дня назад и, конечно, уже должен был прибыть на место.

– Поехали в Подул-Илоайе, – сказал Сартори.

На следующее утро мы направили машину в Подул-Илоайе. На маленькой, затерянной в пыльной степи станции мы остановились узнать о составе. Сидящие в тени оставленного на путях вагона солдаты сказали, что состав из десятка вагонов для скота прошел два дня назад, на этой станции он простоял ночь. Закрытые в пломбированных вагонах несчастные кричали, стонали и умоляли солдат конвоя оторвать доски, закрывавшие окна. В каждый вагон для скота набили по две сотни евреев: узкие открытые наружу окна, зарешеченные металлической сеткой, забили досками, чтобы беднягам нечем было дышать. Наутро состав отправился на Подул-Илойае.

– Вы можете успеть, пока он едет к месту назначения, – сказал солдат.

Железнодорожная колея идет по долине параллельно дороге. Мы почти доехали до Подул-Илойае, когда с пыльной долины до нас донесся долгий гудок. Мы переглянулись, нам был знаком этот гудок.

– Ну и жара! – вздохнул Сартори, вытирая лицо платком.

Я заметил, что он сразу же устыдился своих слов, подумав о набитых в вагоны для скота несчастных, по двести человек в каждом, без воды и воздуха. Сквозь солнечное сияние далекий гудок разнесся по пустынной пыльной равнине призрачным звуком. Мы заметили состав. Он стоял перед красным сигналом семафора и гудел. Потом медленно тронулся, мы поехали за ним. Три дня понадобилось составу, чтобы проехать двадцать миль: пришлось уступать дорогу воинским эшелонам, да и потом, куда спешить. Приехать в Подул-Илоайе через три месяца пути было бы тоже вовремя.

Мы добрались до местечка, поезд стоял на запасном пути станции. Было удушливо жарко, самый полдень, служащие станции ушли на обед. Машинист, помощник и солдаты конвоя сошли с поезда и растянулись на земле в тени вагонов.

– Откройте сейчас же вагоны, – приказал я солдатам.

– Мы не можем, dòmnule capitan.

– Откройте немедленно вагоны! – крикнул я.

– Мы не можем, вагоны опечатаны, – сказал машинист, – нужно известить начальника станции.

Начальник станции сидел за столом. В начале он и не думал прерывать свой обед, но узнав, что Сартори – консул Итальянского Королевства, а я – капитан итальянской армии, побежал за нами вприпрыжку с большими кусачками в руках. Солдаты сразу принялись за работу, открывая двери первого вагона. Большая дверь из дерева и металла не подавалась – казалось, десятки, сотни рук держат ее изнутри. Тогда начальник станции крикнул:

– Эй, вы там, внутри, толкайте тоже!

Никто не отвечал. Мы взялись все вместе. Сартори стоял перед вагоном и вытирал лоб платком. Вдруг дверь подалась.