Деревья умирают стоя - Алехандро Касона (1949)

Пастор зажигает свет и садится к зеркалу гримироваться. Трижды раздается стук трещотки, и при каждом звуке большая книга освещается изнутри красным светом. Книжная полка медленно поворачивается, открывая потайной вход. Появляется фокусник — смешной, причудливый и чем-то жалкий. Он в старинном плаще или в старомодном длинном сюртуке. В руке — воздушные шарики. Полка возвращается на место.

Фокусник . Приветствую вас, друзья.

Элена . Здравствуйте.

Пастор . Здравствуйте.

Фокусник (вешает шарики, кладет на стол цилиндр) . Скажите мне, сеньора, шарики действительно необходимы?

Элена . Что это, снова протест?

Фокусник . Я просто спрашиваю. У всякого есть профессиональное чутье. По правде говоря, эти шарики мне кажутся слишком дешевым приемом для такого солидного учреждения, да и для меня.

Элена . Ах, и вы тоже? Я замечаю, что сюда проник дух неповиновения. Так вот, сеньоры: нет, нет и нет. Без полного подчинения и дисциплины наша борьба невозможна. Подумайте об этом!

Фокусник . Но я только спросил.

Элена (властно) . Никаких вопросов! Кто не хочет отдаться делу целиком — может уйти. Мы потребуем от него только одного — того же, что и при поступлении: абсолютного молчания. Хотите сказать еще что-нибудь?

Фокусник . Нет.

Пастор . Нет.

Элена . Очень хорошо. (Выходит.)

Пастор кончил гримироваться, подвязывает рыжую бороду, идет к середине сцены, натягивая кожаную куртку. Фокусник устало садится к столу. Во время дальнейшего разговора проделывает самые невероятные вещи: вынимает из карманов пучки разноцветных лент, японские веера, фрукты, флейту, юлу и т. п. Все это делается с обезоруживающей естественностью; ни он, ни Пастор как будто бы ничего не замечают и беседуют совершенно спокойно.

Пастор . С каждым днем тяжелее работать. Все наш идеализм…

Фокусник . Я вам скажу прямо: для меня все эти идеализмы… (Ударяет палкой по полу, она складывается, прячет ее в карман.)

Пастор . Много работы?

Фокусник . Все чепуха… Точно на утреннем представлении. Старички, детки, служанки какие-то… (Шарит в карманах, вынимает флейту, проигрывает музыкальную фразу и сует флейту в другой карман.) А вы как, довольны?

Пастор . Нет, это не по мне. Я рожден для научной деятельности. (С тоской.) Сорбонна, Оксфорд, Болонья…

Фокусник . А я — для цирковой: Гамбург, Марсель, Барселона… (Играет носовыми платками, они меняют цвет.)

Пастор . Книжные полки до потолка, колокол, готические свода…

Фокусник . Старый брезентовый навес, дороги…

Пастор . Сорок лет просидел я за книгами…

Фокусник . Сорок стран обошел я пешком…

Пастор . А теперь…

Фокусник . Вот до чего мы дошли, друг мой. Не хотите ли? (Вынимает из кармана банан, протягивает пастору.)

Пастор . Нет, благодарю.

Фокусник чистит банан, ест его с философским спокойствием.

Я знаю, на нас лежит огромная ответственность перед обществом. Но эти кошмарные названия, как у сыщиков! По какому праву такого человека, как я, называют Ф-48?

Фокусник . А что? Вот я — ИКС-31, и ничего.

Пастор . Разве вас не гнетет какая-то метафизическая тоска, как будто вас похоронили под этим знаком?

Фокусник . Я вам скажу прямо: для меня эта метафизическая тоска… (Ест банан.)

Пастор . Меня зовут Хуан. Ничего особенного, правда? Но это человеческое имя, сеньор, это имя человека! Тысячи Хуанов писали книги и сажали деревья. Тысячи женщин говорили: «Я люблю тебя, Хуан». А кто, когда, где любил Ф-48? Хуан… в этом вечность, в этом народ. Это как железо, или как дерево, или как хлеб… А Ф-48?.. Это нейлон!

Фокусник (съел банан, прячет кожуру) . Мне нейлон нравится. Удобно и недорого. Материал будущего! (Вытирает губы красным платком, бросает его, платок сам возвращается в карман.)

Пастор . Нет, не говорите мне, что только я испытываю эту тоску! Неужели вы могли бы навсегда остаться ИКС-31?