Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

Ричи молча смотрел, погруженный в свои мысли. Потом медленно кивнул; все замшевые парни обменялись тычками, а мой мучитель просиял от удовольствия. Ричи хлопнул меня по револьверной кобуре и вытащил из кармана кусочек ткани, затем направился к дереву и стал цеплять клок на полувбитый гвоздь. Мой рослый приятель хмыкнул и покачал головой. Я мигом смекнул, чего от меня хотят, и решил задать им жару. Эти придурки вдоволь поизмывались надо мной, пришло время поставить мастера Ричи на место.

Из-за пояса у верзилы торчал нож, и я в мгновение ока выхватил его. Это был «грин ривер», лучший нож в мире; именно такой был у Ильдерим-Хана, когда он с дьявольским терпением учил меня тому трюку на Кабульской дороге почти десять лет тому назад. Пока Ричи мостил мишень, я метнул нож. Глаз малость подвел меня: в цель я не попал, зато едва не снес ему ухо. Ричи уставился на дрожащие рядом с ним лезвие, а долговязый клоун зашелся в смехе. Замшевые дружки едва на землю не падали, надрывая животы – сдается, пришпиль я его через затылок к дереву, это для них была бы самая веселая шутка.

Под хохот дружков Ричи вытащил нож и плавно заскользил ко мне. Посмотрел своими решительными голубыми глазами, перевел взгляд на длинного[48], потом произнес своим мягким хрипловатым голосом:

– Меня зовут Дядя Дик. Сотня сверху, говорите, кэп?

Охотники разразились криками «ура» и воплями: «Да здравствует Вирджиния! Береги скальп, Дик!» Я кивнул, сказал, что жду его на рассвете, отвесил элегантный поклон и без дальнейших рассусоливаний поскакал обратно в Индепенденс – как видите, разыгрывать из себя немногословного человека мне тоже по силам. Но я вовсе не тешил себя мыслью, что доказал свою пригодность в качестве вожака каравана или нечто в этом роде. Все мои достижения, проявленные благодаря эксцентричному поведению нашего знакомого в мундире «оловяннобрюхих», сводились к тому, что я не зеленый новичок, и Вуттон, служа под моим началом, не теряет лица. Странные типы эти фронтирщики – бесхитростные, но проницательные и настолько же простые, насколько сложные – очень похожи на детей. Но меня радовало, что Вуттон станет нашим проводником: будучи сам прирожденным мерзавцем и трусом, я с первого взгляда способен вычислить порядочного человека – а уж этот был одним из самых лучших.[49]

* * *

Три дня спустя мы двинулись на запад. У меня нет желания отнимать у вас время многословными описаниями путешествия – с ними вы можете ознакомиться у Паркмена или Грегга, если хотите, или из второго тома моего собственного объемистого труда «Дни и странствия солдата». Впрочем, он, по моему мнению, не многого стоит, да и скандал с участием Д’Израэли и леди Кардиган описывается только в томе третьем.

Зато попробую рассказать вам о том, о чем ни слова нет у Паркмена и прочих – это о том, что значило «двинуться на Запад» в «ранние годы».[50] О том, чего мы и сами не осознавали тогда, не то, наверное, никогда бы и не отважились. Гляньте-ка на карту сегодняшней Америки: вот она раскинулась, вся цивилизованная (если не говорить о людях) от моря до моря. Вы можете домчаться на поезде от Нью-Йорка до Фриско, ни разу не выйдя из вагона и не замочив ног. Можете даже последовать моему примеру: выглянуть в окошко своего «пульмана» на перегоне Этчисон-Топека, когда будете пересекать Уолнат-Крик, и постараться разглядеть следы, которые оставил наш фургон пятьдесят лет тому назад. Вы будете проезжать обширные города, возникшие там, где раньше была лишь голая прерия, и увидите колосящиеся поля на месте пастбищ, заполненных многими тысячами бизонов. Что далеко ходить: в прошлом году я попивал кофеек на веранде дома в одном маленьком городке в Колорадо – милое местечко: церковь с колокольней, школа, зерновой элеватор, даже самодвижущийся экипаж у парадных ворот. А когда я увидел «городок» в первый раз, всю его архитектуру составлял обгоревший фургон, а население – оскальпированная семья переселенцев.