Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

– Двигайте к Бенту… неделя, может, десять дней. Не ехайте… Симарронской дорогой… заблудитесь… Идите в Бент. Сент-Врен… очень хорошо. Не принимайте… на Симаррон. Тощий бык… да…[80] – Он закрыл на несколько минут глаза, потом посмотрел на меня снова. – Вы поведете… караван… дальше. Вы… капитан…

Потом Дядя Дик снова впал в беспамятство и начал бредить – но никакой бред не мог сравниться с последними словами, произнесенными им в полном сознании. Капитан каравана! И меня вовсе не утешало то, что, обводя взором восторженное сборище гринхорнов, я не видел никого, способного справиться с этой работой лучше меня. Ничего не оставалось, как отдать команду запрягать и трогать, и когда час спустя наши фургоны заскрипели по тропе, я обернулся назад и, глядя на крошечные фигурки у стоящего на берегу реки «лазарета», почувствовал такую щемящую тоску и беспомощность, какие мне редко доводилось испытывать в жизни.

Но вам стоит принять в расчет, что эти эмоции вовсе не разделялись моими спутниками. Никто из них не знал так хорошо Вуттона и не понимал, насколько сильно зависели мы от него. Грэттен, быть может, осознавал тяжесть утраты, но остальные всегда считали главным меня и пребывали в уверенности, что я доведу их до места. Вот вам оборотная сторона умения выглядеть сильным, уверенным и исполненным отваги – люди склонны поверить, что ты такой и есть на самом деле. Должен признаться, этому искусству я учился всю жизнь и достиг определенных высот, поэтому не вправе жаловаться, но не стоит отрицать и тот факт, что временами, когда все ждут от тебя соответствия образу, оный становится весьма неуютным.

Оставалось играть роль командира, и это было несложно, поскольку большинство спешило поскорее убираться отсюда – чем дальше останется холера, тем лучше, считали они. И пока все развивалось хорошо, особых трудностей не возникало: за те три дня, пока мы ждали решения судьбы Вуттона, я провел тщательную ревизию наших запасов и пришел к выводу, что, урезав рационы до трех четвертей, мы вполне можем добраться до Бента. Судя по карте, до него было не более ста двадцати миль, заблудиться, держась реки, мы не могли. Оставалось надеяться, что не случится ничего непредвиденного вроде оскудения пастбищ, серьезной перемены погоды, новых случаев холеры или падежа среди животных. Или нападения индейцев.

Два дня все шло как по маслу. Мы проходили за день даже больше обычных двенадцати – пятнадцати миль, отчасти потому, что не было дождя и тропа не раскисала, отчасти из-за того, что я неустанно гнал людей вперед. Я не слезал с седла, то и дело мотаясь от хвоста к голове каравана и обратно, подбадривая возниц, проверяя состояние животных, заставляя охранников ни на минуту не покидать свои посты на флангах. И все это время я, внутренне цепенея, не спускал глаз с горизонта, ожидая узреть устрашающие силуэты всадников или пылевое облачко над равниной, свидетельствующее о приближении врагов. Даже ночью я был начеку: сначала обходил дозором все фургоны – держась поближе к ним, разумеется, – и лишь потом нырял в свою палатку, чтобы развеять свои страхи в объятиях Клеонии. И даром ей хлеб не доставался, ей-богу, ибо я не знаю лучшего средства, чтобы отогнать прочь все остальные заботы. Я даже на Сьюзи разок накинулся, причем ради своего, а не ее удовольствия.