Свечи на ветру - Григорий Канович (1979)

– Очень сожалею, но ничем не могу помочь. – Военный щелкнул каблуками.

Бабушка еле плелась обратно.

– Вот так, Даниил, живешь, надеешься, и вдруг снисходит такая ясность…

Смеркалось. С реки тянуло прохладой.

– Ты не знаешь, Даниил, зачем я столько прожила на белом свете?

– Не знаю, бабушка.

– Неужто для того, чтобы ощипать еще десяток гусей?

– Не для того, – утешил я ее.

– А для чего? – спросила она. – Может, Он, – бабушка возвела очи к небу, – мне ответит?

Но Господь Бог, как и я, молчал.

– Бабушка! Мы прошли то место, где гусь спрятан, – наконец заговорил я.

– Он улетел, – сказала старуха.

– Протухший гусь? Улетел? – Я не узнавал свою бабушку.

– Улетел, Даниил… И я скоро улечу, – она взмахнула руками, как будто и впрямь приготовилась взмыть в воздух.

Бабушка слегла, как только мы вернулись в местечко. Дед по ее просьбе, обжигаясь, поставил ей банки, но они не помогли.

– Я позову Иохельсона, – сказал дед.

– Не надо.

– Доктор пропишет лекарство, и тебе станет легче.

– Ты, – бабушка притронулась к рукаву деда, – не к Иохельсону, а на базар сходи.

– На базар? – вытаращил глаза старик.

– Купи трех гусей. Только смотри не переплати. А ты, – она прикоснулась высохшими пальцами к моей рубахе, – беги к господину лавочнику и скажи, что перина будет готова в срок.

– А с кем же ты останешься? – спросил дед.

– С Богом. У меня к нему есть несколько вопросов. – Бабушка тяжело дышала. Пот струился по ее морщинистому лбу, и мне казалось, что это плачут ее мысли. – Идите! Идите! – гнала она меня и деда. – Не бойтесь, я до вашего прихода не помру.

Дед сбегал на базар и принес трех жирных гусей, а я передал господину лавочнику добрую весть о перине.

– Разве это гуси! – проворчала бабушка. – Облапошили дурака. Всю жизнь тебя обманывают.

Дед слушал и не смел перебивать.

– Даниил! Садитесь и приступайте!..

– Ощипывать живых гусей! – ужаснулся дед.

– Как? – возмутилась бабушка. – Ты не был еще у резника? Что же ты себе думаешь, лентяй ты этакий!

Дед схватил гусей и помчался к резнику. В дверях он чуть не сбил с ног парикмахера господина Дамского…

– Приболели в дороге? – пропел господин Дамский.

– Сквозняком в тюрьме прохватило, – сказала бабушка.

– Как вас встретил Саул?

– Прекрасно. Упал на грудь. Просил прощения.

– Поумнел в тюрьме, – ответил Дамский.

– И еще просил, чтобы вы про моего внука и его мизинец не забыли.

– Бабушка! – не вытерпел я.

– Достань, Даниил, из комода бритву для господина Дамского. Она бреет, как смерть.

Я открыл комод, достал оттуда подарок американского дядюшки и бережно подал парикмахеру.

– Поправляйтесь, – сказал Дамский.

– Приходите на похороны, – сказала бабушка.

– Да Бог с вами! – пристыдил ее мой будущий учитель.

– Я хочу, чтоб на моих похоронах собрались самые близкие люди и чтоб кто-нибудь пришел с гусем под мышкой.

– С гусем под мышкой? – У господина Дамского поползли, как червяки, вверх подкрашенные брови.

– Пусть гусь скосит глаз в яму и простит меня, злодейку… Приходите!

Парикмахер поклонился и вышел. Бабушка закрыла глаза, и я подумал, что больше она их никогда не откроет. Я подошел на цыпочках и ущипнул ее.

– Ты что делаешь, негодник? – напустилась на меня бабушка. – Человек умирает, а он щиплется…

Скрипнула дверь, и в комнату вошел могильщик с мешком в руке. Из мешка доносилось жалобное мяуканье.

– Я принес кошку, – сказал одноногий.

Кошка выскочила из мешка, огляделась и прыгнула на кровать к бабушке.

Старуха погладила кошку и сказала:

– Ты обещал отблагодарить меня, черт полосатый?

Иосиф промолчал.

– Я как-никак твоя бывшая невеста. Где же ты меня, Иосиф, похоронишь?

– Да ты всех нас переживешь, – пробормотал одноногий.