Погружение - Дж. М. Ледгард (2011)

– Если только транспорт с преступниками не потонул, – она сказала это с австралийским акцентом. – Иногда мне кажется, что я заинтересовалась океаном, чтобы узнать, куда попали эти рабы. На какую глубину они ушли. С недавних пор все рисунки сделаны как бы издали. Уже не видны лица – только тела да рушащийся корабль. Теперь я иногда вижу сон о том, как листаю эти литографии на маленьком вокзале где-то, кажется в Аргентине. Там есть широкая река, равнина, виноградники и заснеженная гора Барилоче. Там всегда осень, листья прилипли к платформе, как марки, и я рассказываю историю этого корабля старику, который сидит рядом со мной.

Они оба получили по небольшому рождественскому подарку. Ей достался хрустальный кролик, ему – походный нож. Он заказал виски.

В таком настроении он был склонен к метафизическим размышлениям. Донн был ему ближе Ибсена. Рай – это как будто тебя выключили. Ты попадаешь туда и растворяешься в ровном свете, без солнца и бурь, без атмосферных явлений. Ровный свет и ровный звук.

* * *

Сомали отличается от остальной Африки. Здесь нельзя встретить голого человека, например. Все закутаны и закрыты. Нету кочевников, тащащих на плече ящик кока-колы, с лицами и грудью, расписанными шрамами. Не болтаются тонкие члены.

А при вступлении в возраст инициации у джихадиста в Сомали требуют совсем немного. Не то что при обряде обрезания у мальчиков масаи. Их не считают мужчинами, если они вздрогнут при прикосновении ножа к головке. А тех, кто сохранил невозмутимость, вознаграждают девушками с ожерельями на шее и английскими булавками в коже, пахнущими козлами и землей. Зады у них обмазаны охрой, а груди твердые, с торчащими сосками. Юноша, который молча перенес обрезание, получает молоко и коровью кровь, нож и копье. Во что бы он ни верил, он будет прыгать и петь как масаи. Если он не отправится в город и не пропадет там, он будет достаточно силен, чтобы много-много дней идти босым. И сохранит эту способность до старости, пусть даже зрение и слух ему к тому времени изменят.

Судьба моджахеда во многом легче, но в чем-то и тяжелее. Гораздо проще спустить курок или нажать кнопку на пульте управления импровизированным взрывным устройством (мобильные телефоны ужасно ненадежны), чем вытерпеть прикосновение ножа, не дрогнув лицом. С другой стороны, стойкость джихадистов в этой жизни ничем не вознаграждается.

* * *

Ночью они шли по вади[13], а грузовик ехал за ними на некотором расстоянии. Утром они спали. Днем, когда собирали лагерь, задул ветер. Вади – это трещина в земле, проделанная водой. А когда вода уходит оттуда, вади достается ветру. Даже закутав лица платками, они ничего не видели из-за пыли. Он пил из грязных ручьев и теперь чувствовал себя совсем больным. Его рвало, он бродил по вади, как англичанин на послеобеденной прогулке, но его никто не останавливал, потому что сбежать было некуда. Когда он ушел слишком далеко, его поймали и привязали ногу к руке. Он мог только подползти к расщелине и помочиться туда, а для всего остального его пришлось бы развязывать. Голова раскалывалась от жары. Змеи не выползали из-под камней, и джихадисты следовали их примеру. Он упал на собственную тень. Он был десантником, одним из тех, кто способен убить боевика голыми руками. А теперь он не мог даже держаться вровень с ними. Он был создан для структур и систем. В оцепенении он смотрел, как солнце карабкается по небу, становясь все ярче, и смягчается к вечеру. Все вокруг было цвета окаменевшего дерева. В сумерках он услышал молитву. Если бы он только мог выбраться из вади, он бы сбежал.

Когда дышать и думать стало легче, он увидел, что вади делится на участки, куда бьет солнце, и участки, куда оно не достает. Они напоминали о словах Дэнни. О странных формах жизни, существующих в трещинах.