Погружение - Дж. М. Ледгард (2011)

Это был совсем новый, мягкий холм. Родниковая вода привлекала множество животных. В том числе и дикдиков. Они двигались очень тихо, крошечные копыта задерживались в пыли всего на секунду. Три слона шли напролом. Они лезли на холм, чтобы найти воду. Двигались они довольно осторожно, ломая ветки. Они были небольшие, с короткими бивнями. Невероятно, но такова природа. Будто из ниоткуда появлялись гиппопотамы. Икра тилапии прилипала к ногам водяных птиц, и те переносили ее в другие водоемы. Жизнь цеплялась к жизни.

* * *

В Нью-Йорке Джеймс встречал старого сербского поэта. Всю жизнь он еле-еле сводил концы с концами и страдал от того, что вынужден жить рядом с гаитянами вместо югославов.

За его домом была баскетбольная площадка, где часто собиралась молодежь.

– Сраные негры. Они все время орут и грубят. Я бы их поубивал. Но ты на меня посмотри… я старик, я в церковь уже хочу.

Вместо «у» он произносил почти «в», а вместо «т» – «ч».

В своей маленькой комнате он вручил Джеймсу стакан чистого спирта и принялся рассказывать о встрече с повстанцами-усташами во время Второй мировой, хотя Джеймс пришел поговорить о балканских войнах девяностых.

Поэт рассказывал, как в юности прятался за дубом.

– Это точно был не ноябрь… октябрь. Ну один из тех дней, когда не зима и не лето, зато есть грибы и ягоды. Когда усташи стреляли, у них от лица поднималось как бы облако… ну или от затылка. Ну как дыхание. Я помню, что земля была мокрая, и сапоги у меня промокли, и холодно было. Дело было в горах у Плитвицы.

Поэт уехал из Югославии в шестидесятом году. Написанные в эмиграции стихи сделали его кумиром сербских военных.

– Я не смог жить при Тито. Он нас всех продал. В любом случае, меня тогда вытолкнули вперед и велели стрелять в голову усташу. Я не смог. Я миллион раз думал о том, как я это сделаю, но живой человек, настоящее ружье… ох. Прогрохотал поздний поезд надземки. Поэт сказал, что это линия «Ямайка». Потом запела одинокая птица, потом настала тишина. На площадке никого не было. На столе лежали открытый блокнот и острый карандаш.

– Смешно, – сказал поэт, – как все в голове перепутано. Есть такая игрушка, волчок. Вот я сижу в Нью-Йорке, но не осознаю этого. Я родился в настоящем королевстве, Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. Я видел войну. Я приехал в Америку… ну как бы объяснить. Я придрейфовал сюда. Бейсбольные сезоны начинались и заканчивались, снег шел и таял, денег никогда не было, а время для меня не двигалось, будто я каждый день разбивал часы.

Он вскинул руки. Жесты у него были совершенно американские.

– Ты пришел поговорить о будущем. О боснийцах. О парнях, которые скрываются. Я точно знаю, что я плохой человек. Я ни на что не способен.

* * *

Коран говорит, что Аллах создал ангелов из света, а джиннов – из бездымного пламени. Человека Аллах слепил из глины и вдохнул в него жизнь только после того, как джинны его расстроили – они взобрались на небо и подслушивали ангелов. Но Аллах не стал их уничтожать, а позволил им жить вместе с людьми.

Джинны могут видеть людей и завладевать их телами. Людям куда сложнее увидеть джиннов: их страна закрыта от нас. Некоторые говорят, что любой, кто увидит истинное лицо джинна, умрет от страха.

Есть несколько признаков, по которым можно отличить джинна. По глазам и манере говорить, например. А еще у джиннов ступни часто обращены назад. У джиннов есть свобода выбора, как и у людей. Они могут верить или нет, поступать хорошо или плохо. Коран говорит о джиннах так: «И есть среди нас благие, и есть среди нас те, кто ниже этого; мы были дорогами разными».