Загадка Рафаэля - Пирс Йен (2005)

Но расчет правительства, и в особенности министра культуры, оказался верным. Министр культуры заявил, что правительство не посчитается ни с какими расходами для защиты национального достояния. Он сказал, что если уж Италия не сумела уберечь это великое произведение, то теперь она обязана сделать все, чтобы получить его обратно. И если это стоит денег, что ж: ради сохранения культурного наследия Италии придется чем-то пожертвовать. Речь министра принесла ему популярность, рейтинговые опросы показывали, что он сумел затронуть патриотические чувства сограждан. Ведь, помимо всего прочего, существует некое особое удовольствие от обладания самой ценной картиной в мире, не говоря уж о том, что итальянцам в кои-то веки удалось выйти победителями в честной финансовой борьбе с японцами и американцами. За пределами страны этот жест также заслужил одобрение. Руководители национальных музеев ставили его в пример правительству своих стран; некоторые газеты начали называть министра культуры — человека весьма скромного административного таланта и небольшого ума — воплощением дальновидного и динамичного политика, который мог бы с успехом занять пост премьер-министра.

Понятно, что это не снискало ему любви действующего главы государства. Министра спасло только то, что правящий кабинет в результате его активности приобрел значительно больше, нежели потерял, — правительству удалось продемонстрировать народу свой высокий культурный уровень, гибкость и даже некоторую эффективность выбранного политического курса. Причем первое качество в Италии считается едва ли не более важным, чем все остальные. Приняв все вышесказанное во внимание, премьер-министр решил повременить с отставкой министра культуры, взяв, однако, на заметку, что этого господина нельзя оставлять без присмотра, иначе не успеешь оглянуться, как он вновь попытается прыгнуть выше своей головы.

Возвращение картины на родину обставили с не меньшей помпой, чем официальный визит главы государства. После аукциона картина месяц оставалась в Лондоне, пока эксперты проверяли ее на подлинность, и лишь затем самолет доставил ее в аэропорт Фьюмичино. Там картину поместили в бронированный автомобиль, и процессия, возглавляемая мотоциклистами, двинулась в сторону Национального музея. В бронированных автомобилях не было никакой необходимости, но мнения Боттандо, управление которого вместе с регулярными войсками отвечало за охрану картины, никто не спрашивал. «Красные бригады»

[3], эти городские партизаны семидесятых, уже несколько лет не давали о себе знать, но министр культуры не желал рисковать.

В Национальном музее «Елизавету» приняли как величайшую драгоценность. Для нее освободили целый зал и на расстоянии трех метров протянули заградительную веревку, чтобы посетители взирали на нее в почтительном отдалении. В зале царил мягкий полумрак, и лишь одну лампу направили прямо на портрет. Музейные работники признавались своим друзьям, да и не только им, что считают этот ход чересчур мелодраматичным — старым рисункам, таким, как, например, «Мадонна» Леонардо в Национальной лондонской галерее, свет действительно может повредить, но картины, написанные маслом, более устойчивы к свету и прекрасно сохраняются при естественном освещении. Тем не менее дизайнеры добились нужного им эффекта, сумев создать вокруг «Елизаветы» атмосферу почти священного трепета. Посетители, входя в зал, начинали говорить тихо, что еще больше усиливало впечатление от портрета.

Но все эти театральные приемы отошли на второй план, когда встал вопрос о безопасности. Сотрудники музея и полицейские еще не забыли, как несколько лет назад некий сумасшедший пытался разбить молотком «Пьету»