– И ее, – опять просто сказала Грид. – Особенно ее. Страшненькую, то есть старшенькую. С той стороны ее заждались, она для них вся. С самого рожденья. Тьма тьмой…

* * *

Темная вода…

Совет я нашла у пауков – они не летучие, они терпеливо ткут и добиваются своего. Все порхающие твари рано или поздно оказываются в их тенетах.

Помощь я обрела у крапивы – отменная из нее вышла сеть, хотя руки мои и стали схожи с руками Грид – огрубели и покраснели. Однако я была терпелива, усердна, работала молча, и в три светлых месяца завесила все стены, пол и потолок чертога плетеньем из кусачей травы – точь-в-точь паук.

Королева явилась в полдень, безо всякой охраны, покрутилась по двору, нашла меня в саду, около крапивы, и привела к чертогу. Она запросто уселась на моем пороге и усадила меня на скамеечку – у своих ног.

– У доброй хозяйки, – сказала она мне в спину, – в напоясном кошеле должно быть все и даже сверх того.

– А правда, что в кошеле Фрейи все судьбы и жизнь?

– Думаю, что там у нее множество чудес. Дай-ка я расчешу твои кудри, дитя, – проговорила самозванка. – Дивные золотые волосы – и в таком беспорядке. Это недосмотр.

Грид даже не повернулась в нашу сторону, только хмыкнула – будто камень треснул.

– Тут у меня был чудесный гребень. Вот! Как раз для твоих волос, – продолжила королева. И принялась причесывать меня.

– Я бы хотела, чтобы у меня была такая девочка, – говорила королева. – Я бы научила ее всему, что знаю. Я бы поделилась… Но пока есть только шесть непослушных мальчиков! Что поделаешь, с этими мужчинами нет никакой надежности. Посуди сама, Илзе, дорогая, – восемь из десятерых мужчин вырастают и бегут прочь – в море или на поле брани – словом, делают все, чтобы не работать дома, чтобы не быть опорой доброй жене. Слыхала ли ты про Винланд?

– Про дивную страну за морем? Слыхала. Туда все стремятся. Ни один не вернулся…

– Все бездельники! Я уже сказала и повторю – нет бы работать дома, быть опорой. Это им скучно. Зато плыть через бездонное море в далекий край, дабы гонять по полям таких же диких скреллингов – это им весело! Фрейя-Праматерь, как терпишь?

– Все мы должны быть терпеливы, – осторожно сказала я. – Таков удел мудрых дев и настоящих хозяек.

– Верно, Илзе, дорогая моя, – ответила королева. – Если бы женщина не была терпелива, спасибо Праматери, как бы иначе выдержала она младенцев, мужей и старцев?

Она наклонилась ко мне – и лицо, так похожее на маму, сказало чужим голосом:

– Иногда так хочется их прибить? Верно я поняла?

После этих слов я уснула.

…Крапива-лебеда.

– Твори что хочешь, коль ты сильна, – сказала мне как-то Птичница, – но никогда не делай приворот. Это погубило многих, погубит и тебя.

И конечно же, я поступила наоборот – или я не дева-воин, не старшая в роду, не королевна? Я взяла яблоки. Я дождалась регул и полной луны, я варила травы, я перегнала мед, я сотворила зелье и настояла его на вербене, крапиве и лебеде.

Я уколола палец, я три раза дала крови капнуть: на лавку, на золу и на порог. Я сотворила вместо себя Иных, Вечерних Илзе, и оставила их – одну за прялкой, вторую у печи, третью на пороге. Чтобы стерегли Птичницу, чтобы усыпили, чтобы не дали проснуться.

Я приукрасила обличье, взяла питье и ушла искать. Целый день бродила по полям, болотам, лесу. Я спрашивала пути у пауков, и они указали мне на север, я спросила помощи у кустов – и ежевика помогла мне найти путь, больно раня колючками, стоило мне свернуть не туда, а волчья ягода усыпала тропинку своими плодами, чтобы я хорошо видела дорогу.

Я вошла в убежище братьев, я прибралась в нем и стала стряпать – ибо всякая добрая дева – хоть и воин, но в будущем хозяйка. Я выставила угощение – и стала ждать.

И они спустились, вошли, предваряя ночь. Без перьев, без одежд – нагие, словно заморские дикари.