ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович

— Верно, только вопрос о поставках вел министр экономики. Третье. Необходимо доказать прокурору — это, видимо, придется делать мне — целесообразность эксгумации трупа и проведения экспертизы по поводу смерти Винтер. Но лучше бы, конечно, прийти к нему с более весомыми резонами, чем имеем мы.

— Куда уж больше-то, — заметил Проскурин.

— Для нас — да, но мы пойдем за санкцией на действия. Он спросит, какие у нас улики против Дубова. Что мы ответим?

— Ответим, что Лунс не зря сидит рядом с Дубовым в Пицунде.

— Это не ответ. Вы же не доказали прокурору, что Лунс — из ЦРУ. Вот если мы возьмем его на разведоперации — тогда дело другого рода. Сейчас Лунс для всех — дипломат, радеет на ниве культуры, попробуйте доказать обратное. Я лично за это не возьмусь. Вся вновь поступившая информация, я подчеркиваю, вся, должна быть у меня на столе, желательно в двух экземплярах — первый уйдет Петру Георгиевичу, немедленно по получении мною.

— Ну что ж, — сказал генерал Федоров. — Давайте собирать. Это сделаете вы или разрешите мне?

— Разрешу, Петр Георгиевич, — улыбнулся Константинов.

— Благодарствуйте. Ценю доверие. Начинаем с угла. Итак, Константинов рискнул предположить, и в результате его риска, который в данном случае был категорией разумной, то есть обществу ничем не угрожающей, мы вышли на приблизительный район особого интереса ЦРУ. Это свидетельствовало, точнее, свидетельствует, что в Нагонии вот-вот польется кровь и что ЦРУ нужны постоянные данные о том, что мы знаем про их планируемые акции. Мы знали о них кое-что, но — не более того. Но мы до сих пор не знаем ни агента ЦРУ, работающего в Москве, ни его связника из посольства. Итак, радиограммы, которые мы перехватывали, ощущая собственное бессилие, заставили нас разбросать поиск широко, с захватом. Мы исследовали Зотова, Винтер, Парамонова и Шаргина. Дважды — с Шаргиным и Парамоновым — мы вставали на ложный след. Отпал Парамонов, отпал, что называется, стопроцентно. Как его ваши назвали-то? «Жлоб-макаронник»? «Жлоб» — понимаю очень точно, а почему «макаронник»?

— Потому что жене давал деньги на одни макароны. Раскормил беднягу до центнера, а потом пошел по девкам бегать.

— На голод ей надо было сесть, вода с медом.

— Так мед теперь на базаре куда как дорог, на те деньги, что он давал, не поголодаешь, Петр Георгиевич.

— Смешно, право… Голод дорогим стал, а? Н-да… Ладно. Парамонов отпал, и Шаргин отпал. Тоже стопроцентно. Наконец, Винтер. Странная смерть. Ураганный отек, говорите?

— Судя по тому, что вскрытие сделано не было, судя по тому, как Дубов смог нажать на старика Винтера, здесь что-то странное, Петр Георгиевич.

— Вы с самого начала возбудили уголовное дело по факту радиограмм, так что основание для законной эксгумации у вас — мне сдается — есть… Но ведь отец Ольги был против… вскрытия. Морально ли будет, пойди вы на эксгумацию?

— Жестоко — да, но морально, Петр Георгиевич.

— Какие выдвинете доводы?

— «Опасаясь разоблачения, агент ЦРУ уничтожил Винтер».

— Какого разоблачения боялся агент ЦРУ? Кто он? Улики? Почему Винтер могла его разоблачить? А может, она сообщница? И вообще произошел несчастный случай.

— Несчастный случай исключен.

— Факты?

— Мужчина, который ее любил, — а Дубов так говорил всем, — стремительно похоронив «любимую», уехал отдыхать. В первый же день он кладет себе в кровать девушку, идет в бар и танцует! Понимаете, Петр Георгиевич, — танцует!

— Танцует? Ну сукин сын, а?! Н-да… Танцует. И это что — улика?

— Еще какая.

— Это, увы, не улика. У меня нет улик. У вас, впрочем, тоже. Но я хочу спросить: у вас и у Славина достаточно фактов, чтобы вообще исключить Зотова из числа подозреваемых?

— Я привык верить Славину.

— Я, знаете ли, тоже, но, тем не менее, вы мне не ответили.

— Если Славин настаивает на честности Зотова, я не могу ему не верить.