Изумрудный шторм - Уильям Дитрих (2010)

Он предложил эту альтернативу самым небрежным тоном, и мне вспомнились мои старые знакомцы, такие как участник египетских волнений в 1798 году Алессандро Силано, Джеззар-паша по прозвищу Мясник, вождь индейцев по имени Красный Мундир, а также паша Юсуф Караманли. Всех этих людей объединяло одно – непростительное пренебрежение к моему здоровью. Вообще, я уже давно подметил: власть и жестокость связаны неразрывно, и это удручает. Видимо, свойственные мне доброта и умение посочувствовать никогда не позволят мне занять сколько-нибудь значительный командный пост. Я никогда не смог бы казнить столько невиновных, сколько требуется для достижения неких высших целей и побед.

Тем не менее я всегда был толковым советчиком и умел извлекать из этого выгоду.

– Я выиграю для вас эту битву… вернее, помогу выиграть, – сказал я. – У меня есть план: я знаю, как разрушить их оборонительные укрепления и тем самым положить конец войне. Но я – белый человек, так что вы должны пообещать, что отпустите побежденных французов. Позволите им уйти, как только сдадутся.

– Они этого не заслуживают.

– То, чего они заслуживают, сейчас неважно. Если загнать их в угол, они будут сражаться еще яростней.

Генерал призадумался, а потом кивнул.

– Ладно, может, и отпущу их, но лишь потому, что не хочу проливать кровь моих людей. Как же ты предлагаешь взять осажденный город, если вся моя армия никак с ним не справится?

– Эту идею подсказал мне трехлетний сынишка… – И я подробно объяснил, в чем она заключается и что надо делать.

Глава 29

На рассвете 18 ноября 1803 года на остров надвигались сразу две бури. Об одной говорили скопившиеся на горизонте огромные грозовые тучи – в прогалинах между ними время от времени появлялось солнце, но затем все вокруг затягивало пеленой дождя. Второй бурей грозило стать наступление черной повстанческой армии на французские укрепления.

Этот человеческий поток невозможно было не заметить. Полк за полком занимал отведенную ему позицию, безжалостно вытаптывая тростниковые поля. Подтаскивались пушки, сооружались временные брустверы, солдаты тащили и складывали боеприпасы и разбивали бивуаки. На французской стороне тоже отмечалась бурная деятельность, и в бинокль, одолженный мне одним чернокожим офицером, я видел, как они готовятся отразить очередную атаку. Пели рожки. На редуты насыпали землю, делая их чуть выше в надежде, что последняя лопата грязи поможет остановить фатальную пулю. На флагштоках развевались под тропическим ветром еще несколько трехцветных флагов, словно это могло испугать или остановить наступавших. Кавалеристы гарцевали на своих лошадях по обе стороны реки: копыта животных выбивали грозную дробь. Французская артиллерия даже дала несколько предупредительных залпов, чтобы подтвердить свои намерения биться до конца. В ответ пролаяли пушки Дессалина. Вся эта показуха напоминала мне схватку самцов оленей в пыли на жаре. Животные понимают, что ключ к победе заключается не в том, чтобы пробить противнику глотку рогом, а в том, чтобы вселить в него ужас. Война – это блеф, шок, стремление застать врага врасплох, отчаяние и с трудом сдерживаемая паника.

И моей задачей было вселить как можно больше паники в души французов.

Пока армии «вытанцовывали» друг перед другом, я готовился провести марш-бросок – ночью, перед рассветом, до начала главной последней атаки. Джубаль, Антуан и еще примерно дюжина темнокожих солдат прошли следом за мной влево, к подножию гор, окружавших французов с фланга.